Дмитрий Стахов - Сон в начале века

Надо было что-то делать! Куда-то смываться! Найти бедолагу, посоветоваться с ним! Половинкин собрался с духом, стараясь не смотреть на кровать, подошел к двери и повернул ручку.

В двух шагах от него, по коридору — налево, была полуоткрытая дверь на хозяйственный двор. Половинкин-первый собрался было двинуться направо, но из глубины дома послышались голоса, шаги, и ему пришлось выскочить на нависающее над двором крыльцо, потягиваясь и зевая, всем видом изображая, что он только что проснулся. Он так вошел в роль, так раззевался, что глаза заполнились слезами, а потом, когда он протер глаза кулаком, перед ним открылся вид на хозяйство Половинкина-второго. Это был грандиозный вид, это было грандиозное хозяйство.

На огромном хозяйственном дворе были куры и утки, поросята и индюки, кролики и гуси, телята и козлята, а еще щенки породистых собак, котята и жеребята резвились на нем. Посреди двора стоял Половинкин-второй и давал указания своим людям, как ухаживать за живностью, как ее кормить, поить, как ее, при необходимости, резать и как дрессировать щенят и жеребят. Увидев Половинкина-первого, Половинкин-второй подошел к крыльцу.

— Завтракал? — спросил он, и тут же был принесен серебряный поднос, а на подносе: водка в большой рюмке, соленый огурец, черная икра на яйце и бутерброд с ветчиной — на блюдечке.

Половинкин-первый поинтересовался — мол, а сам? — но Половинкин-второй ответил, что, мол, так рано не пьет, что время для его питья настанет минут через тридцать пять, не раньше. Половинкин-первый маханул рюмку, хрустнул огурцом, проглотил яйцо с икрой, начал жевать бутерброд с ветчиной. За его выпиванием и едой Половинкин-второй наблюдал с огромным интересом и симпатией, поглаживая лежащего на руках ягненка, накручивая завитки его шерстки на мизинец с перстнем и отпуская, накручивая и отпуская.

— Повторить? — поинтересовался Половинкин-второй, а когда Половинкин-первый кивнул, сказал принимавшему поднос человеку:

— И мне, так уж и быть, сделай. Подашь в беседку! — после чего отпустил ягненка, приобнял Половинкина-первого и отвел в стоявшую на взгорке беседку. В ней, возле расположенного посередине беседки стола и под ним находились некоторые из гостей, в большинстве своем — или еще или уже совершенно пьяные. Хозяин легким движением бедра сбросил со стула одного из гостей, намеревавшегося, забравшись на стол поспать, а освободившийся стул предложил Половинкину-первому. Человек принес два других подноса, Половинкин-второй взял свою рюмку за ножку и посмотрел на поднявшееся за лесом солнце сквозь чистую, как слеза, водку.

— Будем! — сказал он, выпил и крякнул.

Половинкин-первый крякнул в унисон, оба закусили. Половинкин-второй закурил и сказал:

— Никто никогда не помнит добра. Не замечал? Не помнит! Я вот всегда говорил и говорю: «Делайте добро!» Говорю я это громко, а на ухо шепчу: «Поглядывай!» И тебе скажу то же самое. Делай добро, но поглядывай! Поглядывай по сторонам: пока ты делаешь добро, тебе обязательно всадят в спину нож, наколят, обманут, оболгут. Поэтому — будь готов к подлостям и изменам!

Половинкин-первый хотел было возразить, сказать, что есть много людей, которые никогда, ни при каких обстоятельствах не изменят, всегда будут с тобой и за тебя, но язык его не послушался, вместо проникновенных слов он промычал что-то невразумительное, что было истолковано Половинкиным-вторым как совершеннейшее одобрение и согласие. Человек вновь наполнил рюмку Половинкина-первого, и тому ничего не оставалось делать, как выпить и ее до дна и почувствовать опьянение, наползавшее на него тяжелым туманом. А Половинкин-второй медленно погасил сигарету в золотой пепельнице.

— Вот и моя следующая история именно о добре, — сказал он, оглядел прочих присутствующих, и глаза его недобро сощурились. — Начинать?

— Просим! Давай! Рассказывай! — с готовностью загалдели те из присутствовавших, кто мог что-либо сказать и Половинкин-второй начал:

«Для моих врагов, число которых множилось день ото дня, школа детей-сироток была настоящим прыщом на заднице...»

Половинкин-первый налил себе стакан, выпил маленькими глотками, вывалился из времени и пространства, а пришел в себя оттого, что Половинкин-второй, подойдя к Половинкину-первому, проорал тому прямо в ухо:

— И тут чей-то кулак опустился на мою голову, все в глазах моих померкло, я упал и потерял сознание...