В прачечную Стелла и Тина вернулись в сентябре. Кленовые листья успели пожелтеть, дубовые – побуреть; воздух стал пугающе холодным, совсем как год назад. Стелла знала, что в Америке грядет череда праздников, и с нетерпением ждала Рождества. Она уже вошла во вкус американской жизни и предвкушала немало удовольствий.
Однако в декабре японцы напали на Перл-Харбор.
Началась война, что было ужасно, хотя и вполне предсказуемо. Когда США объявили войну Италии, в Итальянском сообществе случился раскол. Одни свежеиспеченные американцы рвались на историческую родину сражаться под знаменами Муссолини или же посылали деньги на военные нужды. Другие радовались, что посредством эмиграции дистанцировались от муссолиниевского фашизма. Но все без исключения члены итальянской диаспоры волновались за своих родных, оставшихся в Италии. Впрочем, яростные споры только сотрясали воздух. Как ни крути, американские итальянцы являлись или собирались стать гражданами государства, враждебного их родине. Выбор был сделан.
К Фортунам это относилось в полной мере. О возвращении и речи не шло. Тони, глава семейства, на родину свою таил обиды еще с Первой мировой. Он получил американское гражданство, чем очень гордился. Когда Фортуны покидали Италию, мир уже начал меняться; теперь ни Ассунта, ни Антонио, ни дети не узнали бы родных мест. На патриархальные деревушки сыпались бомбы, уничтожая не только строения и людей, но и сам уклад жизни. Стеллу не отпускало ощущение, что прежняя деревня Иеволи сохраняется лишь в закоулках ее памяти.
По ночам над головами грохотали самолеты. Вся семья трепетала при мысли о возможной бомбежке. Как и остальные жители Хартфорда, Фортуны плотно занавешивали окна и не смели включать свет, чтобы их не засекли с воздуха. Хартфорд был центром производства боеприпасов; буквально в десяти минутах ходьбы от дома, где жили Фортуны, находился завод Кольта, выпускавший огнестрельное оружие; он теперь работал круглосуточно. В дни войны Хартфорд наводил жуть: пустые улицы, черные окна, за которыми едва угадывается человеческое присутствие. Фонари и светофоры были отключены, на вечерние курсы Стелла с Тиной пробирались чуть ли не ощупью.
К большому сожалению, никто из Фортунов, кроме Антонио, не имел пока американского гражданства. Для правительства все члены семьи Антонио были «враждебными иностранцами». Их таковыми и записали в мэрии, сфотографировали и заставили сдать отпечатки пальцев. Новое удостоверение «враждебного иностранца» требовалось всюду носить с собой. Задержат без него – мало не покажется. Полиция была вправе нагрянуть в любой момент, устроить в квартире обыск, допрос, конфискацию. Письмо из Италии могло скомпрометировать Фортунов. Многие их земляки отправились в лагерь за нарушения режима. У семьи даже радио отобрали – вдруг станут его использовать для коммуникации с экипажами немецких подлодок?
– Какие такие ценные сведения мы можем сообщить? – негодовал Джо, лишенный возможности слушать передачу «Доктор-преступник» [15] Радиосериал о преступнике, который пережил амнезию и с помощью доброго врача заделался психологом, специализирующимся на работе с нарушителями закона.
и выступления комика Джека Бенни, которого обожал Луи.
Для юношей открылся короткий путь к избавлению от унизительного статуса «враждебный иностранец». Запишись в армию, рискни жизнью за новое отечество – и будет тебе гражданство США. Именно так за годы войны поступили полмиллиона итальянских иммигрантов. Каковой факт выводит нашу историю к важному повороту.
В тот день, когда Стелла впервые заговорила с Карменантонио Маглиери, был сильный снегопад. Стоял январь сорок второго года. Сестры Фортуна возвращались с вечерних курсов, оскальзываясь и спотыкаясь впотьмах на обледенелой мостовой.
Кармело, покуда неизвестный Стелле, ехал в автомобиле. Поравнявшись с девушками, он сбавил скорость. Теперь автомобиль тащился как черепаха вдоль тротуара, что очень нервировало сестер. Как ни темно было, Стелла с Тиной сумели разглядеть, что оба – водитель и пассажир – молоды и одеты в военную форму цвета хаки.
Кармело опустил окно.
– Барышни, вас подвезти?
Вот первая фраза, сказанная им Стелле Фортуне.
А вот ее первая фраза:
– Катитесь своей дорогой.
Кармело, разумеется, не внял. Наоборот – высунулся по самые плечи, расплылся в милейшей улыбке. Стелла покосилась на копну черных кудрей, подставленную мокрым снеговым хлопьям. Дожили: ее с сестрой преследуют двое на автомобиле. Да еще в темноте. Происходило все на Фармингтон-авеню, то есть до дома оставалось минут двадцать. По гололеду им не убежать, если что.
Читать дальше