Виктор Баранец - Офицерский крест [Служба и любовь полковника Генштаба] [litres]

– Все, все, все, люди добрые! – вдруг громко воскликнула жена Тормасова и захлопала в маленькие ладошки, – мы же на празднике, а не на съезде литературных критиков! Давайте веселиться! Давайте танцевать! Я объявляю дамский танец! Товарищ Гаевский, вас можно на белый танец?!

Гаевскому показалось, что поглощенная разговором с Засуличем, Людмила даже не обратила внимания на призыв жены Тормасова и продолжала яростно наседать на оппонента. Тормасов же в какое-то мгновение еще раз посмотрел на нее явно не глазами заведующего кафедрой… Или так опять почудилось слегка захмелевшему Артему Павловичу?

Это потом, потом, потом он будет составлять из «лего» мысленные конструкции, соединяя обрывки своих наблюдений, воспоминаний и предчувствий. А тогда, когда он заметил тот взгляд Тормасова на Людмилу, ему показалось, что в нем опять шевельнулся жалкий собственник-ревнивец. Ему даже великодушно подумалось, что если между Тормасовым и Людмилой есть какой-то служебный флирт, то это лишь на пользу жене, которая сто раз говорила ему что без помощи заведующего кафедрой она вряд ли защитит кандидатскую по Набокову. Да и к тому же Артем Павлович уже слишком хорошо знал жену которая уже давно не испытывала тяги к амурным страстям. К тому же на ее прикроватной тумбочке всегда лежала Библия с закладкой, которая потихоньку перемещалась в глубину книги.

Ну а если этот родовитый самец Тормасов и испытывает к ней «повышенное внимание», то пусть Людмила и на пятом десятке почувствует себя женщиной, «еще не потерявшей товарного вида» (ее же слова). Как там она еще говорила? «Баба щипком жива»…

Гаевский танцевал с Тормасовой медленное танго, с легкой отрешенной улыбкой слушая ее ворчание на коллег мужа и поддакивая ей.

– Нашли место для своей болтовни, – бурчала Тормасова, – как будто всем интересно слышать этот трындеж про Набокова. Сижу, слушаю, и чувствую себя полной дурой… Вы вот, насколько я знаю, человек военный… Вам, наверное, этот Набоков пофигу… Мне тоже. Я специалист по видеоаппаратуре… Неужели они там у себя, на кафедре, про Набокова не могут наговориться? В стране столько интересных событий, а они…

Тут она осеклась.

В этот момент Гаевский почувствовал, что Анна вздрогнула, повернув голову куда-то в бок. Тормасов за руку вел Людмилу на танец. Людмила шла чуть впереди него, – блистательная, веселая, уверенная в себе, – с каким-то шаловливым блеском в глазах (эту шаловливость Гаевский потом тоже будет вспоминать).

– Извините, у меня что-то настроение танцевать пропало, – сказала Гаевскому Тормасова, – давайте пойдем покурим и выпьем еще. Уже второй час ночи, а я еще не пьяна.

Они сели за столик в курительной комнате. Официант принес два больших бокала белого вина. Тормасова пила вино крупными глотками и курила с длинной мужской затяжкой. После неловкой паузы она пристально взглянула на Гаевского и сказала:

– У вас красивая жена. Вы не ревнуете ее к тому, что она у мужиков нарасхват?

Гаевский хлебнул вина и улыбнулся:

– Ревность… Это признак неуверенности в себе.

– А вы уверены?

– Конечно. Просто я очень хорошо знаю свою жену.

– И у вас никогда не было никаких подозрений? Ну что бы там жена с кем-то шуры-муры?

– Никогда.

– Счастливый вы человек. Хотя заблуждение нередко бывает частью счастливого спокойствия…

Эта последняя фраза насторожила Гаевского.

– Вы о чем? – суховато спросил он, и, не дождавшись ответа, продолжил, – извините, но прошлый раз… Вы как-то внезапно спросили меня о наблюдательности… Какой-то странный разговор у нас получается.

– Да ничего-ничего, – слегка стушевалась Тормасова, – это я вашу жизнь к своей примеряю… Вы вот в своей жене уверены, а я в своем муже – нет. Как вышла за него замуж, так мне за каждым столбом его любовницы чудятся. Я прямо извелась вся… Даже к врачам обращалась… Ничего не помогает… Однажды доревновалась до того, что хотела детектива нанять…

И она рассмеялась, – рассмеялась как-то неискренне, фальшиво.

– Вон, видите, мой муж от вашей жены уже второй танец не отлипает… Вроде бы ничего особенного. Коллеги, есть о чем поговорить… А я ревную. Причем, уже давно… А пойдемте и мы потанцуем!

Она еще раз хлебнула вина, встала и неуверенной походкой двинулась в зал.

Гаевский шел следом и думал: «Изможденная ревнивица карликового типа».

Танцуя с Анной, Гаевский поглядывал на Людмилу, которая увлеченно и весело пыталась раскрутить Тормасова на какие-то шаловливые па испанского танго, а он неуклюже подчинялся ее командам.