Виктор Баранец - Офицерский крест [Служба и любовь полковника Генштаба] [litres]

– А что же случилось, собственно?

– А случилось уголовное дело, гражданочка, – деланным сочувственным тоном ответил следователь, – ваш знакомый подозревается в очень нехороших делах…

– Но ведь авария…

– Да, авария… После того, как его машину расстреляли на Рижском… Там деньги не поделили и все такое… А идти к гражданину Кулиничу в палату вам сейчас не имеет смысла… Он все еще не пришел в себя. Две операции… То да се… А у меня к вам еще один вопрос есть…

– Да, пожалуйста.

– Мне надо с вами… И с нашими товарищами… На дачу в Мамонтовку проехать… У вас ключи от нее есть?

– Да, есть.

– Ну вот и хорошо. Нам надо там кое-что посмотреть.

На дачу в Мамонтовку Наталья ехала с этим же следователем на заднем сидении служебного «Форда».

Почти всю дорогу молчали, – жуткие мысли Натальи о том, что она вот таким внезапным образом тоже оказалась «под колпаком» у МУРа, выжигали ее дрожащую душу.

Уже на подъезде к Мамонтовке, следователь спросил ее:

– Извините, а эти ваши знакомые… Чердынцева и полковник Гаевский, никак с гражданином Кулиничем не связаны?

– Нет-нет-нет, – очередью выпалила Наталья, – что вы?! Что вы?! Они не преступники… Они просто мои друзья…

– Ну и попала ты, подруга… Ну и попала на все четыре лапы, – сочувственным тоном говорила Юлька самой близкой подруге, – Наталья прямо из Мамонтовки примчалась к ней домой, чтобы все рассказать.

– У тебя водка есть? – спросила Наталья, – я вся еще дрожу… Дай мне водки…

Когда выпили и закусили, захмелевшая Юлька стала многословно рассуждать о том, что трагедия с Кулиничем сама собой разрулила его отношения с Натальей, что «теперь ему будет не до нее», что колдунья Михайловна «явно перестаралась, отваживая этого кобеля».

– Так ему и надо! Так ему и надо! – зло восклицала Юлька, – превратил тебя в свою половую тряпку…

– Юль, не будь такой злой, – вдруг то возмущенным, то умоляющим голосом заговорила Наталья, – какой бы не был человек, а ему ведь сейчас больно. Я думаю, что злорадничать тут неуместно.

– Е-мое! Что я слышу! Что я слышу! – еще сильнее заводилась Юлька, – ты еще зарыдай, соболезнуя этому Кулиничу… Говорила же мне мама, – секс роднит даже с жульем! Неужели и тебя породнил с этим гадом?

– Юль, мне его просто по-человечески жалко.

– Но теперь я точно к Полине Михайловне еще раз пойду, – вдохновенно говорила Юлька, затягиваясь сигаретой, – на колени встану, ноги ей целовать буду… Без трусов останусь, любые деньги ей заплачу, – лишь бы Таманцев прикипел ко мне… Как там она говорила?

– Как родинка к попе, – подсказала Наталья.

– Вот именно! – азартно продолжала Юлька, – мне уже отступать некуда… И хрен я ему теперь аборт сделаю! Я ему кучу детей нарожаю! Таких красивеньких ангелят нарожаю.

Слушая пьяную Юльку, Наталья вдруг со сладкой мечтательностью подумала о том, что и у нее с Гаевским могли бы получиться красивые дети…

Под Рождество, да, кажется, именно под Рождество Людмила сообщила Гаевскому, что ее кафедра собирается отмечать Новый год в ресторане. Тормасов предложил сделать это в Доме литераторов – у него там связи. Гаевский эту новость воспринял с хмурым раздумьем, осторожно сказал жене – мол, это вообще-то семейный праздник и его лучше встречать дома.

Людмила что-то говорила о детях, которых уже нет рядом, что они теперь остались в квартире вдвоем, что смотреть по «ящику» Пугачеву и Киркорова «в каких-то перьях» ей уже обрыдло.

– Давай выйдем в люди, – напористо предлагала Людмила, – мы же с тобой не пенсионеры. К тому же я новое платьице и туфельки прикупила. Ну давай, давай не стареть, Тема…

И он согласился.

В тот вечер, перед отъездом в ресторан Дома литераторов, Людмила готовила себя, как невеста к свадьбе. Полежав утром в ванной с какой-то рижской солью, она в обед сбегала в салон красоты «Модные люди» чтобы обустроить прическу, – но даже при этом к вызванному на десять вечера такси она опаздывала.

Гаевский нервничал. Он по старой офицерской привычке не любил опаздывать и несколько раз уже открывал дверь в ванную, где перед зеркалом Людмила то красила губы, раздувая их каким-то вульгарным проститутским образом, то накручивала возле уха волосы русой пружинкой:

– Все-все-все, Тема, – говорила она, – вот сейчас завлекалочку сделаю и бежим…

Когда Людмила «наводила красоту» у зеркала в ванной, Артем Павлович зашел в свой кабинет (бывшая спаленка детей), плотно закрыл дверь и позвонил Наталье – поздравить с наступающим Новым годом. Он сам дивился тому, какие нежные и незатасканные слова для нее сами собой рождались в его голове. Будто другой Гаевский жил в нем, – он мурлыкал и мурлыкал, и даже слегка восхищался собственным шутливым остроумием, чувствуя по смеху и ответным репликам Натальи, что каждое его слово попадает ей в душу.