Виктор Баранец - Офицерский крест [Служба и любовь полковника Генштаба] [litres]

– Мама дорогая! Ты не знаешь до сих пор, что это такое?! – воскликнула Ольга Михайловна с упреком в голосе, – уже, небось, сороковник скоро, а у тебя об энтом деле представление, как у пионерской целки!

Юлька и Наталья, как студентки-отличницы в первом ряду, с полуоткрытыми ртами завороженно слушали колдунью. А она неспешно просвещала:

– «Тульский самовар» – это когда мужик твой перед соитием напяливает на свой инструмент сразу несколько презервативов… Ну чтобы уменьшить чувственность и дольше не кончать… Для твоего же удовольствия, девочка моя…

– А это, – «Очки Черчилля» – это как? – с живым интересом напирала Юлька.

– О, мама дорогая, это баааальшое искусство, – продолжала Ольга Михайловна, мечтательно возвращаясь в шаловливую молодость, – этот прием не каждой бабе удается… Это когда ты член его глубоко заглатываешь, а мошонку нежно на глаза натягиваешь…

Юлька и Наталья недоверчиво улыбались. Улыбалась и Ольга Михайловна. Продолжила тем же профессорским тоном:

– Так что, девочки мои, умение бабы отдаваться мужику и проявлять творчество в постели, – вот самый главный приворот для него… Ну а офицерика этого я приворожу так, что прирастет к тебе, как родинка к жопе… Навеки! Но ты и сама не плошай… Зайди с ним через недельку.

Юлька благодарно покачивала головой.

– Ольга Михална, Ольга Михална, – вдруг раздался беспокойный голос Натальи, – я еще хочу сказать вам что-то важное… И попросить тоже…

– Ну, валяй, валяй…

Наталья то ли стеснительно, то ли виновато поглядывала на Юльку и тихим голосом говорила:

– Ольга Михална, дело в том… Дело в том… Что и мне офицерика приворожить надо…

– Да нет проблем! Хоть маршала! – ободряюще воскликнула колдунья, – мне гонорар, а вам любовь вечная!

– Юль, я так благодарна тебе за то, что ты все это придумала, – сказала Наталья, когда они вышли из старинного особняка в узкий арбатский переулок, где гулял вязкий, как холодец, ветер, – мне теперь как-то легче на душе стало… А вдруг поможет?

– За это дело надо выпить, – веселым тоном ответила Юлька, – у меня тут на примете есть одна невероятно уютная кафешка… Мы с Таманцевым там пару раз сидели…

– С Таманцевым?!

– Да, с Таманцевым. А что ты удивляешься? Будто не знаешь, что я от него без ума… Он разведен и свободен… У нас с ним уже год и семь… Нет! Даже восемь месяцев отношения…

– И что. У вас все было?

– Еще как было! Как у тебя с Гаевским! Правда, пока только по-человечески… Без очков и плугов… Вот только замуж меня взять все никак не решится… Уж как я его не ублажала… Хочу ему приворот сделать… Кстати, а Гаевский что? Никаких перспектив тебе не рисует? А? Только всласть потрахаться и все? А?

– Юль, давай оставим эту тему. Давай лучше выпьем за любовь.

– Х-ха! – воскликнула Юлька, – да кто же знает, что это… Эта самая любовь! Я тут в одной книжке вычитала, что любовь – это привидение… Все о ней говорят, но никто ее не видел.

– А я, кажется, увидела, Юлька, у-ви-де-ла, – задумчиво протянула Наталья и большим глотком наполовину выпила бокал красного вина…

Землю в подмосковном лесу уже прихватили первые заморозки, когда Наталья с Юлией неподалеку от дачи в Мамонтовке ржавой штыковой лопатой зарыли обрывки фотографии.

И случилось чудо – Кулинич на Рижском шоссе в конце октября попал на своем «Бугатти» в аварию и с переломами попал в Склиф. Юлька была убеждена, что это работа колдуньи с Арбата и еще больше укрепилась во мнении, что теперь уж ей судьбой велено обратиться к ней с просьбой, чтобы та приворожила Таманцева.

Казалось бы, Наталье можно было радоваться, что судьба вот таким образом отворачивает от нее Кулинича, а она, пожурив Юльку за злорадство, задушила в себе неприязнь к этому человеку и все-таки поехала в Склиф с большим целлофановым пакетом. А там, едва она сказала в окошко тетке в белом халате, что идет проведать Кулинича, как та, пальнув в нее подозрительным взглядом, схватилась за телефон и стала что-то скорострельно бормотать в трубку. А затем сказала:

– Вы подождите здесь, дамочка, вас сейчас проводят.

И тут же появился человек в черном костюме с колючими глазами, подошел, поздоровался, спросил:

– Вы к Кулиничу?

– Да, к Кулиничу.

– Пройдите, пожалуйста, за мной… Есть разговор.

У Натальи екнуло сердце:

– Он жив?!

– Жив-жив, все в порядке.

В кабинете под лестницей следователь по особо важным делам показал ей свое удостоверение и стал въедливо расспрашивать про Кулинича. Она дрожащим голосом трусливой первоклассницы смиренно отвечала на все его вопросы, а когда отошла от этого своего состояния, набралась храбрости и спросила: