Виктор Лихачев - Единственный крест

Двое вышли из леса. Узкая лесная тропа вначале исчезла в густом многоцветии опушки, но вскоре появилась снова и превратилась в полевую дорожку, рассекающую насквозь бескрайнее желтеющее хлебное поле.

— Все, — сказал один из двоих — сухопарый старик с густой гривой сивых волос, — дальше я не пойду. Попрощаемся здесь, Асинкрит Васильевич.

При последних словах старика, его спутник, годами помоложе, улыбнулся. Правда улыбка получилась немного грустной.

— Петрович, я не ослышался? Повтори еще раз.

— Что повторить? — переспросил Петрович.

— Ты меня прекрасно понял. Повтори, пожалуйста.

— Ну, Асинкрит Васильевич…

— Медведь сдох, — рассмеялся тот, кого назвали Асинкритом, и вдруг обнял старика. — Спасибо, выучил мое имя.

— Что ж, мы, думаешь, совсем темные? — чувствовалось, что старик с трудом сдерживает слезы. — Ты от меня какой-никакой премудрости набирался, я от тебя.

— От меня? — совершенно искренне удивился Асинкрит.

— А то! — И с этими словами Петрович наклонился к земле и сорвал листик земляники. — Вот, земляника. А по-научному фрагария веска. Для тебя, Асинкрит Васильевич, вещь дюже полезная. Сердечко твое хилое подлечит, желудок справит, при подагре тоже поможет. А вот гиперициумом перфоратум не увлекайся…

— Чем?!

— Чем-чем… Ты меня прекрасно понял. Зверобоем! Слабит он сердце. Попей недели две — и все. Зря ты смеешься, я это же пчеловоду одному говорил. Он лет пять, до тебя еще, за Юдинским хутором пасекой стоял. Зверобой вместо чая заваривал. Тоже смеялся: я, говорит, Николай Петрович, круглый день на свежем воздухе, ароматы полей вдыхаю, маточное молочко ложками ем — до ста лет доживу. Дожил… Инфаркт, и где? Вот ты спроси меня, где?

— Где? — послушно переспросил повеселевший Асинкрит.

— Прямо в поле, среди этих ароматов.

— И что, никто не помог?

— А кто ему мог помочь? До Юдина только на тракторе можно в дождь проехать. А он, видать, в дождь инфаркт свой и получил… Слушай, что ты все смеешься? Человек умер, а он смеется!

— Да не над ним я смеюсь.

— Тогда, выходит надо мной? — рассердился старик.

— Это я любя, Петрович. — И Асинкрит вновь обнял своего провожатого. — Не сердись… отец. Пасеки у меня, сам понимаешь, нет, зверобоя в городе не найти. Одним словом, инфаркт, тем более, в поле, мне не грозит.

— Сплюнь, дуралей.

Они замолчали. Затем Асинкрит протянул старшему товарищу руку.

— Спасибо тебе за все, Николай Петрович. За эти три чудесных года, за то, что к жизни вернул. Буду теперь привыкать жить без тебя, без нашего леса, без Алисы… Ты, кстати, береги ее.

— Не волнуйся, и Алису, и волчат ее никому в обиду не дам.

— Вот и хорошо. Ладно, пойду я, а то что-то высокопарно заговорил.

— Зря стесняешься, Асинкрит Васильевич. Высокопарно — низкопарно, главное, чтоб от сердца слова шли. — Старик откашлялся и продолжил. — Ежели мой лес и я тебе помогли — то и слава Богу. Захочешь вернуться — приму с радостью, будет желание погостить — приезжай без сомнения.

— Спасибо.

— Вот, кажется, все сказал. Нет, стихами тебя на дорожку побалую. Ты меня, старого, всегда ими баловал, вот и решил… короче, слушай.

И Петрович, еще раз откашлявшись, стал декламировать, глядя куда-то поверх головы Асинкрита.

— Пушкин, послание Энгельгардту. Петрович, ты сразил меня.

— Подумаешь, одному тебе что ли Александра Сергеевича цитировать?

— И то верно… Хорошо ты побаловал меня, мой добрый друг. Прощай! Нет, до свидания, Николай Петрович. Я хоть и всего Пушкина знаю наизусть, но человек вообщем-то не очень далекий…

— Ну вот, опять к своей «болезни» вернулся. Говори прямо: глупый, а то — не очень далекий.

— Как ты однако, формулируешь…

— Это ты сам о себе так говоришь.

— Короче, Петрович, у таких как я интуиция хорошо развита. Она мне подсказывает, что мы еще увидимся.

— Дай Бог, дай Бог. Ладно, иди. Путь у тебя неблизкий. Ангела-хранителя в дорогу.

Неожиданно Асинкрит низко поклонился старику, затем резко повернулся и зашагал по дороге. Петрович перекрестил его и продолжал стоять, время от времени, махая Асинкриту рукой. Тот, оборачиваясь, отвечал ему тем же. Наконец Асинкрит остановился и прокричал: