Ганс Фаллада - Крестьяне, бонзы и бомбы

— Ага, заговорщики, попались! Снюхались, предатели. Сейчас грянет молния, всех вас испепелит!

Исход гонки не вызывает сомнений: Грун вот-вот настигнет бургомистра.

Легкие шаги за его спиной все ближе и ближе, и бургомистр решает: «Так или иначе мне каюк. Главное — сразу перехватить бомбу».

Повернувшись с неожиданным для него проворством, он бросается в объятия преследователя, сшибает его с ног своей чудовищной тушей, наваливается на него и выхватывает чемоданчик с бомбой.

Поверженный остервенело впивается зубами ему в руку.

— Штуфф, сюда! На помощь, Штуфф! — кричит бургомистр и неожиданно для самого себя вдруг орет на всю улицу: — Храбрый Штуфф, спаси!

Борьба за бомбу не ослабевает, Грун, пуская в ход и зубы, и кулаки, пытается ударить чемоданчик оземь, бургомистр чувствует, что вот-вот…

Десять секунд, двадцать…

И тут над ними слышится голос Штуффа. Чуть запыхавшись, но спокойно он говорит: — Можете отпустить чемоданчик, господин бургомистр, я держу его.

Забрав у Гарайса чемоданчик, Штуфф подносит его к уху.

— Тикает, — сообщает он. — Пока что все в порядке.

Бургомистр, тяжело поднявшись, смотрит на лежащего Груна.

— Без памяти. Ну и сволочь. Спятил, а?

— Вконец.

— Что же делать с бомбой, а, Штуфф? Ведь она может в любой момент взорваться.

— Об этом же хотел спросить вас, господин бургомистр, — говорит Штуфф и отводит руку с чемоданчиком подальше от себя. — Может, отнесем его на лужок?

— Почему бы и нет? Если не взорвется раньше.

— Теперь это было бы бессмысленно. Давайте, я отнесу.

— Давайте отнесем вместе.

— Но это ни к чему, в самом деле, — возражает Штуфф.

— Ничего, пусть, — говорит бургомистр.

И они направляются на лужок.

На мостовой, без сознания, лежит Грун. Где-то, приближаясь к центру города, бегут Хеннинг и Штайн.

Та же ночь и тот же час застают Тиля на пути из Бандековского хутора в Штольпе. Услышав, как городские часы пробили половину двенадцатого, он прикинул: «Успею в редакцию до двенадцати».

Не сиделось ему на хуторе.

С неделю назад, в день отъезда Падберга, когда Тиль поднялся в свою чердачную каморку, он подумал: «Хватит быть дворовым псом. В письменном столе ничего больше нет. А торчать на чердаке возле сортира… нет, лучше не вспоминать. Уйду-ка в деревню».

Но сегодня он сказал графу Бандекову, что у него болит голова, и в девять часов отправился спать. В половине десятого Тиль огородами выбрался с хутора.

Не сиделось ему.

Перед его глазами все время стоял дом-лабиринт с темными комнатами, коридорами, лестницами, залами, садом, с потайным звонком, письменным столом и таинственным наборщиком. Вот его-то Тиль и собрался поймать.

Он идет бодрым ровным шагом. Ночь выдалась хорошая, безлунная. Прохожие или велосипедисты почти не встречаются на пути. Лишь изредка пропылит мимо автомашина да протрещит мотоцикл.

Первые дома городской окраины. И конечно — газовый фонарь, который по-дурацки горит тут, сам для себя, освещая траву и кусок мостовой. На мостовой валяется хорошенький камень, почти круглый, гладенький булыжник размером с кулак. Тиль пинает его, камень медленно откатывается, покачиваясь на неровных округлостях.

— Иди-ка сюда, — говорит Тиль и сует кругляш в карман. При этом в его воображении возникают две картины: иллюстрация к Библии — Давид с пращой против Голиафа. И он сам, стоящий за дверью у кабинета в редакции «Бауэрншафт»; в кабинете горит свет, кто-то склонился над письменным столом. Тиль замахивается и швыряет камень сквозь дверную щель.

— Хорошо, — шепчет он. — Так и сделаем.

Вот и улицы Штольпе. Здесь тоже тишина и безлюдье. Освещенных окон почти нет. Лишь в трактирах светло. В ближайшем играет музыка: радио или граммофон.

Тилю вдруг захотелось выпить пива с водкой. В конце концов, чем он рискует? Кто его здесь, в Штольпе, знает? Ни одна собака. И он решается войти.

В зале пусто. Единственный посетитель — мрачный коренастый субъект с брюшком — облокотившись о стойку, болтает с трактирщиком.

Оба разглядывают подошедшего к ним Тиля. У мрачного неприятный пристальный взгляд. Тиль ждет у стойки.

— На здоровье! — говорит трактирщик Тилю, сделавшему первый глоток.

— Из села? — спрашивает мрачный.

— Да, — говорит Тиль и чуть смущенно ухмыляется. — А что, похож?

Мрачный взглядом показывает на его обувь, покрывшуюся толстым слоем пыли.

— Еще бы, — смеется Тиль. — Этого не миновать. — Он смотрит на ноги мрачного. У того черные ботинки со шнуровкой. Тиля охватывает какое-то смутное беспокойство. «Мало ли таких же ботинок, — размышляет он. — Впрочем, надо быстрее закругляться».