Ганс Фаллада - Крестьяне, бонзы и бомбы

— Конечно, есть, я его только что написал.

— Нет, так не пойдет.

— Почему не пойдет? Я же знаю, что сказал бы Франц. Составил ничем не хуже его самого. Пишу о подлых подозрениях. О том, что наше движение чисто, что мы, разумеется, ничего не можем поделать, если какие-то чужаки и сумасшедшие кидают бомбы…

— Верно, — подтверждают крестьяне.

— Так оно и есть, — говорят крестьяне.

— …Мы осуждаем насилие. Мы против всякого насильственного действия. Мы не хотим марать наше доброе дело…

— Это хорошо.

— Тут Франц прав.

— …И чем больше нас притесняют власти, тем крепче мы стоим друг за друга. Мы не забудем кровавого злодеяния в Альтхольме. Бойкот продолжается…

— Хорошо. Верно.

— Ну прямо будто сам Франц сказал.

— Только так и напечатай, тогда народ успокоится.

— Да, крестьяне обозлились. Приходят, понимаешь, всякие и суются со своим дерьмом в наше дело.

— Мы, крестьяне, сами со всем управимся. Чужаков нам не надобно.

Бютнер, низенький толстяк с круглой, как шар, головой, наполовину седой, наполовину белобрысой, говорит: — Вот насчет бойкота… Трудновато будет его поддерживать. Рушится он помаленьку. Есть кое-кто… — Все смотрят на него. Он продолжает смущенно: — Я вовсе не хочу быть предателем. Но вот в нашем селе Бартельс получил напольные часы из Альтхольма.

— А у нас тоже один отвез яйца в Альтхольм, какой-то фрау Манцов. Прямо на дом ей доставил.

— У нас Лангевише купил в Альтхольме удобрения.

— Стоп! — кричит Хеннинг. — Дописываю: «Предателей подвергнуть опале и наистрожайше соблюдать ее». А вы, хозяева, будете неукоснительно следить, дабы она соблюдалась!

— Мы-то что можем поделать?

— Как же нам поступать-то?

— А вот как: скажите вашим сыновьям и батракам, пусть что-нибудь надумают, как прижать нарушителей бойкота. Молодым только забава — отравлять жизнь людям.

— Батраков не надобно. Эти лодыри совсем обнаглели.

— Хорошо, обойдемся без них. Но парням скажите. И прежде всего у жен своих выведайте. Они наверняка кое-что знают.

— Это можно.

— И будьте беспощадны, как карающий меч. Допустим, в каждой третьей деревне есть опальный крестьянин, не давайте ему проходу, сообщайте всем и каждому, что вы с ним сделали, — и увидите, как вся брехня о бомбах сразу забудется. Все станет опять на свои места.

— Верно говорите.

— Это пройдет.

— Я придумал, какую шутку сыграть с регентом хора.

— Тогда — за работу! Я пошел в наборный.

В коридоре его останавливает Бентин.

— Ну что еще, папаша?

Старик озабоченно разглядывает его: — А ты? Как с тобой-то будет? Ведь у тебя тоже руки замараны, а?

— Со мной? — смеется Хеннинг. — С такими, как я, никогда ничего не случается, сам видишь.

— Ну а если Тиль проговорится?

— Тиль, может, и всех выдаст, но не меня. Еще тогда, перед этим самым, я поклялся ему, что если он меня продаст, я прикончу его, разделаю на куски. Ни в какой тюрьме от меня не скроется… И он помнит это, папаша Бентин, крепко помнит!

— А полиция? Она ж непременно докопается!

— Эх, папаша! Ни черта она не раскопает. К тому же я хожу в героях, после драки за знамя. Меня не тронут. Ведь если рассудить, в уголовке они все за правых. И Героев еще не отвыкли уважать.

— Хеннинг, Хеннинг, послушаешь тебя, так ты всегда прав. Но я вижу, что ты не прав, и тут никакие слова не помогут. С тех пор как тебя знаю, я сон потерял. И настоящей радости от жизни больше не чую… Георг, дай мне слово, что ты порядочный человек.

— Папаша Бентин, не видать мне царства небесного, если я не порядочный человек!

— Вот теперь верю, сынок. Ступай, мальчик, принимайся за работу.

Совместное заседание муниципалитета и коллегии городских депутатов окончилось. Обер-бургомистр Нидердаль только что закрыл его.

Еще не отзвучали завершающие слова обер-бургомистра, как Блёккер из «Нахрихтен» первым покинул зал. Он торопился на репетицию хора.

Обычно Штуфф следовал за ним.

Но на сей раз он остался, будучи все еще под впечатлением услышанного. Тщетно пытается он обдумать отчет о заседании в завтрашний номер. Резкость выступления Гарайса… правые партии невероятно оскандалились… нельзя отрицать, что представители фракций буржуазных партий вели себя позорно… — все это совершенно сбило его с толку.

Да еще тут коротышка Пинкус из «Фольксцайтунг», эта шавка социал-демократов, гнусненько ухмыляется: — Ну как, Штуфф, — кисло?

Грохнув кулаком по столу, Штуфф рявкает: — Заткнись, чертов сдувала!