Ганс Фаллада - Крестьяне, бонзы и бомбы

Резко обернувшись, Хеннинг захлопывает окно.

— Кого я выслал вперед? На кого я сваливаю свою работу? Вы сами не того, а, Штуфф? Если этот болван Грун что-то сболтнул… значит, он бредит. Уж одно-то вы должны знать обо мне: когда надо лезть в пекло, я не прячусь за чужие спины… Ну хорошо, сейчас выясним. — Хеннинг распахивает дверь. — Эй, младший надзиратель Грун, зайди-ка.

— Когда я пришел, на посту никого не было.

— Не тюрьма, а сплошное удовольствие. Нет, кроме шуток, последний раз я видел этого придурка часов пять-шесть назад. А ведь у него дежурство до восьми вечера.

— Он заходил сегодня ко мне. Порол чушь и упрекал меня, что я мало пишу о крестьянах.

— Тут он прав.

— Много вы понимаете… Он грозил, утверждал, будто все сговорились предать наше дело, и вы, и я, что в небесах гром, и он скоро грянет, вот-вот…

— Бред сумасшедшего.

— Мне вот что пришло в голову. Понимаете, бывают заразительные шутки. Грун не интересовался, — я лишь предполагаю, — как, например, подсоединить к будильнику электрический дистанционный взрыватель? Или, скажем, сколько фунтов взрывчатки требуется для порядочной бомбы?

Хеннинг застывает на месте.

Лицо его внезапно вытягивается, нос желтеет и заостряется. Он ударяет рукой по столу.

— Какой я идиот! Хвастун! Дешевка! Ничтожная дрянь! Жаль, что чертовы фараоны меня не убили!

— Хватит ругаться! Ближе к делу.

— Не помню уж, как получилось, но он каким-то образом выудил из меня адрес, где спрятана взрывчатка. Да, верно, он предложил свои услуги, сказал, что более надежного места для хранения, чем тюрьма, не сыскать. Болтали о том о сем, потом я возьми и похвались, какое надежное местечко у нас.

Штуфф издает стон, в его вытаращенных глазах искренняя скорбь:

— Хеннинг! Хеннинг! Вы как младенец, какающий в пеленки! Малютка не может удержаться! Все надо выложить, да?

— Вперед, Штуфф! Мы должны его разыскать. Как раз теперь, когда меня вот-вот выпустят, мне только и не хватало новой шумихи.

— Но ведь вам нельзя уходить!

— Почему нельзя? Можно отсюда выбраться, чтобы меня не заметили те дурочки на улице?

— Думаю, можно. Через угольный подвал и котельную. Ладно, только оставьте здесь записку, что вы взяли увольнительную в город и скоро вернетесь. Ничего они вам не сделают. Будут помалкивать, раз часового не было на посту.

Часом позже Штуфф нажимает кнопку звонка у тюремных ворот. Уже почти стемнело, Хеннинг стоит поодаль.

Они протопали чуть ли не весь город, разговаривали с женой, опросили детей, никто не знал, где Грун.

А он оказался здесь, в тюрьме.

— У Груна вечернее дежурство. Подменил заболевшего коллегу. Сам вызвался, добровольно. Он ведь не прочь малость подработать.

— А можно его повидать? На минутку.

— Совершенно исключено, господин Штуфф. Беседа в тюрьме в девять вечера? Утром же доложат директору. А вы подождите. Через два часа он наверняка выйдет.

— В эти ворота?

— Других ворот в тюрьме нет. Уж это-то вы должны знать, господин Штуфф.

— Вы не заметили случайно, был ли у него при себе чемоданчик? Или картонная коробка?

— Нет. Не припоминаю. Кажется, не было.

— Ну, тогда всего хорошего. Большое вам спасибо. Вот, возьмите еще сигару.

— Благодарю. Может, ему что-нибудь передать, господин Штуфф?

— Нет, ничего не надо. Счастливо оставаться.

— Что ж, объяснение звучит вполне правдоподобно, а? Зачем ему брать вечернее дежурство для того, чтобы подработать две-три марки, если он собирается бросать бомбу?

— Грун-то? У него все возможно. Он же смылся с одного дежурства, у вашей палаты, чтобы заступить на другое.

— Во всяком случае, Штуфф, у нас еще два часа времени, и мне…

— Один час пятьдесят минут.

— Вполне достаточно. На это время мне нужна женщина.

— Разве вам не хватает медсестер?

— Что вы понимаете. Стоит чего-либо захотеть, охранник вдруг начинает вести себя как настоящий охранник. Если б я делал бомбы, он бы и не заметил, но вот девица в палате, — нет, это не положено. Зависть гложет.

— Тогда вперед! Каких вы предпочитаете? Толстых? Тонких? Брюнеток? Блондинок?

— Один черт, Штуфф. Лишь бы была бабой.

В девять часов вечера в подъезде дома, где живет бургомистр Гарайс, раздался звонок. Асессор Штайн зашел за своим другом и учителем, чтобы отправиться на прогулку. Они всегда отправляются не раньше чем стемнеет и всегда гуляют по малохоженной дорожке, что вьется между полями и лугами.

— Знаете, асессор, — благодушно говорит Гарайс, — не следует слишком часто показываться на люди. Чем реже тебя видят, тем больше ты их занимаешь. Не сомневаюсь — увидел бы меня кто-нибудь на прогулке, сразу бы сделал вывод: ага, жирный Гарайс решил сбросить пару килограммчиков!