Алла Калинина - По образу и подобию

— Значит, ты в конечном итоге за возрождение религии и даже конкретно — православной церкви?

— Некорректно поставленный вопрос. Во-первых, церковь у нас существует, никто ее не отменял, во-вторых, я человек пристрастный, не судья. Но если ты хочешь знать мое мнение, я тебе скажу. Есть церковь, есть антирелигиозная пропаганда, гласная, широко поставленная, так что нечего нам бояться за наше несмышленое население, все оно разберет, все поймет правильно. Чего же шарахаться от церкви, когда она — сама история России, чего ее бояться? А взять у нее можно очень много, и она откликнулась бы с охотой. Прекрасные строения, давно ли мы рушили церкви? Схватились наконец. Прекрасные обряды, освещающие самые главные моменты человеческой частной жизни, высокая мораль. Пусть без божьего страха, просто по совести, впитать в современную жизнь, освоить. Праздники, так тесно, так полно связанные с сельской нашей жизнью, с погодой, даже с гигиеной. Почему не сохранить их как историческую, народом накопленную ценность? Все равно они живут, потому что точно соответствуют нашей жизни. Разве здесь в боге дело или в вере? Совсем в другом, в том, что вот мы все вместе, всем народом, большие люди и совсем маленькие, но мы в один день отрезаем ломоть от одного и того же, общего для всех кулича. Да он и не вкусный совсем, этот кулич, бог с ним. Я о другом. Нельзя, нельзя все так отрицать, чохом. А с наркоманией кто борется во всем мире? Священники. А кому еще есть дело до этих погибших, потерянных людей? Одним лечением здесь не обойтись, да и не до того врачам. Вот пусть бы и возились, и помогли им, приглядом, добрым словом. А чем еще-то можно помочь, если чаще всего и врачи только руками разводят?

— Как странно. Выходит, я никогда тебя раньше не знал, Борька.

— Знал ты меня, только с другой стороны. Но я ведь и с этой такой же, частное мнение по частному вопросу. Просто наша жизнь такая уж рациональная, что в голову не приходит присматриваться к людям. Зачем?

— А ты, Лилька, тебе это не странно все, не дико?

— Я же говорила тебе, я долго к Боре привыкала. А когда поняла, мне так интересно, так светло стало жить, так много всего прибавилось. Раньше я одной собой жила и своими заботами, а теперь словно на гору поднялась, мне нравится смотреть широко, я такая счастливая…

— А по-моему, вы оба сумасшедшие. Романтики зарвавшиеся. Жизнь вас еще не ломала.

— А мы не боимся, пусть ломает, все равно вдвоем легче. Мы работать будем, Гоша, еще больше, чем раньше, и еще лучше, потому что мы внутри счастливые. А потом, нам ни чинов, ни званий не надо, ни престижного барахла, ни поездок за границу. Потому что у нас все уже есть, свое, внутри нас. Понимаешь? Мы счастливы тем, что имеем.

Опять это «мы». Конечно, мне было его не одолеть. Но сам-то с собой не очень я принимал всерьез все эти восторженные, на дамский манер, разговоры. Надолго ли хватит этого их любовного задыха? А потом начнутся будни, неприятности, заботы. А честолюбие, а политика, а карьера, а деньги, в конце концов? Нет, не верил я во всю эту идиллию в старорусском стиле. Тоже мне русисты-лапотники, отечественные наши «зеленые»! Не выйдет у них ничего, смешно это в наше время, смешно. ЭВМ в детских садах скоро вводить начнут, а они — про народные приметы, поэзия прошлого их волнует. А на деле? А на деле просто некуда Борьке деваться, любит он своего отца, вот и защищает в своих глазах, выкручивается. Но что я мог ему на это сказать? Раньше мог бы, но сейчас, когда сам испил из чаши не выбранного мною, нового, многозначного родства, сейчас я уже не мог сказать ему ничего. Я не то чтобы понимал его, скорее — жалел. И Лильку жалел. Как она попала во всю эту нелепицу! И конечно — себя. Печально мне что-то было.

Перед церковью на лугу текла речушка, маленькая, почти ручеек. Текла она глубоко, в травянистых, круто обрывающихся к воде берегах; в быстрых текучих струях, вздрагивая, стояло, словно привязанное, высокое светлое небо в белых облаках, речная трава колыхалась по течению, уточки плавали вдалеке. Я стоял и смотрел на это неведомо откуда взявшееся чудо, и не мог отвести от него глаз, и все думал, думал о чем-то напряженно, неосознанно. Неужели они были в чем-то самом главном правы и мы просто забыли, забыли что-то важное, вечное за суетой, за буднями, за своими мелочными и мелкими расчетами? Неужели? Я очнулся и посмотрел на них. Они сидели, на берегу, спустив с обрывчика ноги, прислонившись друг к другу плечами, головами, два существа или одно новое? Ничего я не понимал, ничего. Зачем они зазвали меня сюда? И вдруг я представил себе, как скоро вернусь домой и снова останусь один, один! Нет, мне не выдержать этого. Что же будет теперь со мной? Как я буду жить дальше, без Лильки? А я ведь всем уже рассказал…