Денис Гоголев - Два года ада, или Как выжить в армии

С Пряником мы нашли общий язык. И вообще, когда все старослужащие остаются один на один, то становятся совсем другими людьми, и общаются по-дружески, и никогда не ударят, но стоит появиться одному, то их сразу как будто меняют, и начинают долбить молодых. Ремонтом мы занимались до отбоя, и мне так не хотелось идти в роту. Я готов был остаться спать на столе, вместе с запахом клея, лишь бы не идти в ад. В роте я лег в кровать, вспоминая сегодняшний день поклейки обоев, и не видел я все эти дембельские противные рожи, кроме Пряника, о котором у меня сложилось хорошее впечатление.

На следующий день после подъема я с Пряником пошел доделывать ремонт. Пряник решил в кабинете до завтрака еще поспать и лег на стол. Я попытался лечь на другой стол, но с ребрами как я ни пытался улечься, мне было невыносимо больно. Я тогда присел на пол и тоже задремал, прислонившись к стене. Продремали мы до завтрака, так как в штабе утром была тишина, и позавтракав, мы принялись доделывать ремонт. В штабе уже было шумно, так как пришли офицеры на работу. Некоторые из-за любопытности открывали дверь и смотрели на нашу проделанную работу. Пряник вошел во вкус ремонта и ему, по виду, доставляло удовольствие от работы. Мне было тоже хорошо и комфортно находиться в такой обстановке. Некоторые дембеля захаживали к Прянику в гости, прикалываясь и смеясь над дембельским аккордом Пряника. Пряник сразу по приходу своих товарищей менял позицию по отношению ко мне и становился более жестким, приказывая, что мне нужно делать, но когда один старослужащий меня захотел побить, то Пряник за меня заступился и велел меня не трогать.

К обеду у нас практически были поклеены обои, и ремонт наш завершался. Можно было потянуть время и делать это медленнее, но Прянику особо долго находиться в штабе не хотелось. Он хотел в роту к своим товарищам. После обеда мы доклеели два последних рулона обоев, и оставалось только убраться в кабинете, вынести весь мусор и помыть полы. На этот случай я поймал молодого солдата-писаря, и он наводил порядок. Увидев убирающегося писаря, командир бригады не сказал ни слова, только похвалил нас за проделанную работу, любуясь красотой в своем кабинете.

Когда наводилась уборка, прибежал солдат из нашей роты, сообщив мне, что меня зовет срочно прапорщик Вахмутов. Зачем я ему был нужен, шагая в роту, я был в догадках, но предчувствие было нехорошее. В роте я увидел прапорщика зверски бешеным.

- Заходи в каптерку! — кричал он мне.

Закрыв дверь каптерки за собой, прапорщик меня стал бить по лицу ладонями.

- Упал, говоришь, с лестницы! Я тебе сейчас покажу, как ты упал. Упор лежа принять! — кричал он мне.

Я смотрел на него и не понимал, как я должен это сделать со сломанными ребрами.

- Я сказал «упор лежа принять», — толкая меня на пол, схватив за шею.

Я сел на колени. Прапорщик взял ПР (палку резиновую) и начал зверски меня хлестать по спине. Я от боли орал.

Ты чего, скотина, делаешь? — кричал он, нанося мне со всей силы удары ПР. Ты почему не сказал всю правду, что тебя избил Слон? Почему я узнаю от Крылова?

Крылов — это солдат моего призыва. Он был каптерщиком и заведовал, помогая старшине считать и выдавать имущество роты. Парень был очень скользкий и трусливый. Накануне прапорщик Вахмутов расписывал наряд, и из-за нехватки народа пришлось рядового Крылова выдергивать из каптерки и его вписать в наряд в караул. Как старшина ни отмазывал Крылова, что он ему нужен помогать в каптерке, но из-за малой численности ему пришлось смириться с потерей на сутки своего любимчика.

Крылов никогда не ходил утром на зарядки, не тем более в наряды, и у него началась истерика, после того как он понял, что в наряд ему придется идти в караул, и еще с дембелем Слоном. Все в роте про случай со мной со сломанными ребрами знали, кроме командиров. И Крылов истерично закричал, что в караул он не пойдет, а лучше повесится, так как младшего сержанта Гоголева в карауле избил Слон, поломав ребра. Это я услышал от прапорщика Вахмутова, который долбил меня палкой резиновой, эмоционально крича про случай с Крыловым. У меня от боли текли градом слезы. Прапорщику неинтересно было, чтобы я ему подтвердил про Слона, что именно он меня избил. Он уже все знал.

Я сначала думал, что он меня убьет. У него не было ко мне ни малейшей жалости. Избивая меня палкой резиновой, он ни на секунду не подумал, что я со сломанными ребрами. Я валялся на полу и корчился в слезах от боли. Когда прапорщик выпустил всю злобу на мне, он меня отпустил и закричал дневальному, чтобы нашли ему Слона. Я удалился из расположения роты и пошел в штаб, где заканчивалась уборка помещения после ремонта кабинета. Я зашел в туалет и стал долго умываться. Посмотрев в зеркало на свою голую спину, я ужаснулся. Спина была изрисована полосами из кровоподтеков. Белого и живого места на спине практически не было. Спина моя приняла несколько десятков ударов. Майка с кителем, конечно, немного смягчили удары ПР. Теперь, помимо ребер, еще ломила спина.