Денис Гоголев - Два года ада, или Как выжить в армии

Прапорщика Бахмутова я ненавидел больше всех, и мне оставался один день до убытия на чеченскую границу, и больше в надежде его не видеть. В расположении роты положили ОЗК сто штук, которые получил старшина, и мне приказал за ними следить. У старослужащих у многих горели глаза утащить, а так как я за ними следил, то подставляться никто не хотел, и они заставляли ребят моего призыва воровать комплекты. Двоих я пресек на месте, и, конечно, обидно было, что сержант моего призыва, с кем я приехал из учебки, попытался украсть ОЗК и подставить меня.

В каптерку зашел к старшине злой пьяный старший сержант-контрактник. Через несколько минут этот контрактник, которого звали Агабалой, крикнул меня.

- Эй, сержант, быстро ко мне подойди.

Я зашел в каптерку и стал объяснять ему, что я охраняю ОЗК и не могу здесь долго находиться.

Ты чего, меня не понял? — крикнул он и, поднявшись со стула, ударил меня в грудь, что я вылетел из каптерки. Ты кого ослушался, сержант, — ударяя по моему лицу своей здоровенной ладонью так, что я отлетал и падал на несколько метров на мягкие ОЗК. — Вставай, — говорил он мне и со злостью меня опять бил.

Бил он меня до тех пор, пока не пришел старшина роты. По старшине роты было заметно, что он Агабалу тоже побаивался. Старшина был русским, а Агабала был дагестанец-лезгин.

Ты посмотри на себя, сержант. Ты вообще знаешь, куда едешь со мной?

- Знаю, — говорил я.

Я из тебя сделаю там нормального человека, — грозился он.

Что он подразумевал под своими сленгами, я его не понимал, но я понял, что Агабала приехал за двоими солдатами и за мной увезти нас на заставу, также забрать кое-какие войсковые вещи, нужные для заставы. Так же я понял, что это опасный человек, и прапорщик Вахмутов по сравнению с ним был ангелом. У меня обратной дороги уже не было.

Через некоторое время, когда в роте никого не было, кроме меня и дневального на тумбочке, Агабала привел писаршу из другой роты и сказал ей, чтобы она выбирала себе ОЗК. Она выбрала два понравившегося комплекта и забрала. Агабала, грозно на меня посмотрев, пригрозил, что если расскажу, то он меня убьет. При подсчете ОЗК двух, естественно, не хватило. Я хлопал глазами и говорил, что не знаю, где они. Досталось мне и от старшины. Я не мог сдать Агабалу, так как мне надо было ехать завтра с ним на чеченскую границу. Я не мог знать, что будет со мной, если я расскажу, но ничего хорошего точно не было бы. Это был настоящий зверь.

Где-то я уже начал жалеть, что собрался в командировку, но здесь в части было тоже не лучше, а там я буду со своей ротой, с которой мне придется дослуживать всю оставшуюся службу. На следующий день я и двое солдат моего призыва погрузились в машину «Урал» вместе с набитыми военными вещами и поехали к своему месту назначения. Ребята со мной ехали классные. Один заикался и был такой смешной. Все у него рассказы с заиканием и приколы были не хуже, чем у хорошего пародиста. Фамилия у него была Третьяков, а кличку он получил Двадцатый. У вратаря Третьяка, нашего заслуженного хоккеиста, был номер двадцатый. Вот он нас по дороге и веселил. Агабала, который ехал в кабине, был в этот день более мягок, но по несколько ударов в тело моим сослуживцам досталось. Меня он уже не трогал, и даже со мной он немного разговаривал. Наверное, зауважал, когда он меня подставил с двумя ОЗК, и я его не сдал.

Проезжая город Буйнакск, который был на слуху в республике Дагестан по терактам, я даже и не понял, почему его называли городом. Может, мы проезжали просто окраину города. Все проезжающие окрестности мне напоминали только войну. Я просто не понимал, как люди могли здесь жить, и жили они по своим законам. Смотрев на людей, в их глаза и лица, я понимал, что они несчастные. Как будто им было запрещено улыбаться. Они были, может, даже несчастнее меня, потому что у меня была надежда, что еще пятнадцать месяцев как-нибудь, и меня отпустят домой из этого ада, и этой надеждой я изо дня в день жил. А у них какая надежда, думал я, только смирение с этой жизнью и обреченность.

Через несколько часов мы приехали на первый блокпост, где стояла вторая рота нашего батальона. Кто-то из старослужащих крикнул, как там поживает в части Слон, он был как раз из второй роты. Кто-то из наших крикнул, что посадили в КХО, но долго разговаривать не получилось и объяснять, за что, так как мы поехали дальше. По словам и слухам я понял, что из трех рот батальона второй роте повезло больше в плане безопасности. Она находилась всех дальше от чеченской границы.