Чеченцы находились от нас в километре. При нападении этот пост должен был все на себя брать первым.
Я вспомнил пословицу, которую слышал еще на гражданке и которая оказалась актуальной на своем опыте.
Раньше я спал спокойно, потому что знал, что меня охраняют.
Сейчас я сплю неспокойно, потому что знаю, как меня охраняют.
Мой командир роты приказал мне поменять бойца, так как он замерз, и я полез на вышку. На вышке нас было двое. Я оглядывался вокруг, и была какая-то подозрительная тишина. Бойцы ОМОН, отшумев свое, уже спали, а мы, мерзнув на вышке, бодрствовали и охраняли объект. Я для себя сделал вывод, что самая сила — это воинские части. Солдату-срочнику сказали стоять, пригрозив, чтобы не спал, и он несет добросовестно службу. И по уставу спать на посту практически приравнивалось к преступлению. А контрактника кто может заставить, если он сам не захочет?.. Я увидел это собственными глазами, и мне хватило сделать свой вывод, может, и не совсем правильный. Пускай это был последний день их командировки, но они не имели никакого права расслабляться, и можно было только снять шляпу перед старшим лейтенантом ОМОН, который взял инициативу в свои руки и попросил помощи у нашей заставы. И конечно, молодец наш командир, который не отказался им помочь.
Утром мы уехали к себе отсыпаться. На следующую ночь омоновцы опять напились, и уже без меня уехали другие наши бойцы на помощь. Омоновцы полностью забили на службу, обидевшись, что их вовремя не меняют уже второй день, и наш командир роты прикрывал на ши ми бойцами Океан-7.
На третий день приехала их смена, и они отправились домой, вроде как без происшествий, а Белый медведь только грозился, но ничего так и не сделал.
У нас на заставе служба набирала свои обороты. Старослужащий-армянин достал своей противной рожей весь мой призыв. Покоя он не давал никому, и постепенно очередь дошла до меня. Быстро из его товарища я стал ненавистником. Ара уже всех так достал, что его уже много моих сослуживцев хотели грохнуть. Первый мой конфликт с ним произошел после боевой тревоги, которую нам устроил командир роты с марш-броском. Я, как и все старослужащие сержанты, надел просто разгрузку с магазинами без бронежилета, и после мероприятия меня Ара уже долбил из-за того, что он бегал в бронежилете, а я, молодой, без бронежилета.
На следующий день меня вызывает в караульное помещение Ара. У меня было нехорошее предчувствие, и оно оправдалось. Ара мне сразу в караулке сказал упор лежа принять. Я, конечно, отказался. Ара зверел, так как в этом удовольствии мой призыв ему не отказывал, а я первый отказался отжиматься. Он меня бил около часа. Сержант Филинков в мою защиту сказал одно слово, но не помогло. У этой мрази была такая морда, что его морду хотелось со злости изрезать ножом на мелкие части. Я уже взбрыкивал, защищая локтем свои больные ребра. Спасло меня только построение на ужин.
Я этого Ару стал ненавидеть еще больше, и один из солдат моего призыва подумывал написать анонимку командиру роты. Я и еще несколько человек его поддержали. Оставалось ее только написать, что и сделал этот рядовой, подкинув на стол командиру. Моментально Ару вышвырнули из нашей роты, с нашей заставы, и перевели его в первую, которая ему снилась только в страшном сне. В этой первой роте он уже служил — и был там каптерщиком, разворовывая и продавая военное имущество роты. Старшина первой роты его чуть там не убил, если не перевод в нашу третью роту. На его испуганное лицо было всем приятно смотреть.
Командир роты молодец даже не стал разбираться, кто написал эту анонимку, и сталкивать старослужащих с молодыми, наверное, понимая, что из этого ничего хорошего не выйдет и молодых просто могут задолбить старослужащие, а рядового Войнова, который написал кляузу, просто сгнобят потом все. Старослужащие начнут искать стукачей в нашем призыве, отрываясь на нас. А наш призыв гнобил бы Войнова до дембеля. Рядовой Войков нам всем сделал такой подарок, о котором наш молодой призыв в количестве тридцати-сорока человек и мечтать не мог, и для всех для нас был большой праздник. Командир роты без всякого шума и без всяких разбирательств, где, зачем, когда, кого ударил, просто убрал Ару с заставы. И еще в первую роту, где его ненавидел старшина. А когда старшина первой роты узнал, что в нашей роте он занимался жестокой дедовщиной, он пообещал, что с разных уборок, чисток туалета он вылезать не будет.
На этого негодяя было жалко смотреть, он, чуть не плача, садился с вещами в машину. Еще недавно, день назад, он долбил первого попавшего на пути, заставляя отжиматься и ползать, получая от этого удовольствие. Ну, ладно, бил бы за дело, еще можно было бы понять, а он же бил просто — не так прошелся мимо него, что-то как-то сказал, как-то засмеялся, ремень не туго затянул и т. д. И это все при военных действиях. Слухи ходили большие, что Ару при первой же возможности хотят пристрелить. Но все это было только слухами, и сидеть за этого ублюдка никто не хотел, и за это мы должны были только сказать одному человеку спасибо — своему сослуживцу, который написал анонимное письмо.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу