Денис Гоголев - Два года ада, или Как выжить в армии

Приехав в часть Волгоградской области, нас, курсантов, по несколько человек разбросали по разным ротам. Я себя сразу почувствовал по сравнению с учебкой в раю. С сержантами роты и старослужащими я нашел общий язык, и среди своих курсантов я выделялся лучше всех. Я начал чувствовать уверенность в себе. Раздражал меня один курсант по фамилии Целищев, который себя показывал крутым и показывал на меня пальцем, что я чмошник, рассказывая всем, кто его слушал. Я не выдержал и его при всех ударил, предупредил, чтобы он закрыл свой рот. Таких мерзких личностей в армии хотелось убивать, но их, к счастью, от основной массы было единицы.

На второй день у этого мерзкого курсанта Целищева отняли кепку, а на третий день он уже мыл полы, хотя нас в учебке предупреждали, чтобы мы, будущие сержанты, держали свою планку, не позоря сержантскую учебку. За моей хорошей кепкой началась охота. Сначала у меня ее стянули с головы, когда наша рота спускалась по лестнице вниз, а другая рота поднималась. Я успел догнать этого солдата и отнять свою кепку. Ночью я свою форму стал класть под подушку, чтобы не дай бог у меня кто-нибудь что-то утащил. Несколько курсантов у нас лишились кепок и ремней за три дня. Старослужащие воровали и снимали с наших курсантов все хорошее.

Но какая же это была для меня райская часть. Конечно, уродов везде хватает, но столовая с вкусной едой была похожа на столовую в отличие от нашего свинарника в учебке. Кормили очень хорошо. За три с половиной месяца я съел первое яйцо, которое давали здесь по выходным. Учебные занятия здесь были без напрягов. Мне в этой части хотелось остаться совсем. За восемь дней я получил всего три раза по лицу, и это была такая мелочь, когда я в учебке на дню получал в десятки раз больше. Курсанты, которые были со мной прикреплены к роте, все мыли полы, и только я один держался. Когда я им говорил, зачем они это делают, получал ответ, что ничего такого здесь нет плохого, так как мы еще не сержанты. В этом они были правы, но они об меня в учебке вытирали грязь и при любой возможности пытались меня задавить количеством, а сами на деле оказались ничтожными ребятами.

В трудный момент, когда я приехал из госпиталя, не поддержали, а только усмехались надо мной. Только в тот момент на стажировке, когда нам говорили мыть полы, они мыли, а я отказывался. Сержанты на вечерней прогулке мне даже доверяли водить роту строем. Я сразу обнаглел, и под счет «раз, раз, раз, два, три», я крикнул счет. Рота нехотя крикнула «и раз», и повернула голову налево, прижав руки. Я опять подал команду «счет», и опять, вскрикнув «и раз», рота пошла строевым шагом возмущаясь. Не успели они еще от моей наглости отойти, что какой-то салага кричит счет старослужащим и водит строем, как я им подал команду «песню запевай», и рота запела. После сержанты меня поставили в строй и похвалили. Старослужащие меня за это хотели побить, но сержанты за меня заступились, отмазав, что я якобы делал по их просьбе.

Как мне не хотелось отсюда уезжать, но время стажировки летело быстро. Это была настоящая часть со всеми ее недостатками. На общем построении командир части объявил, что этой ночью застрелился солдат в карауле, и идет расследование. Застрелился из-за неуставных взаимоотношений, и уже одного сержанта посадили на губу до выяснения обстоятельств. Как-то я закинул удочку, чтобы остаться в этой части, спросив командира роты, но он мне дал понять, что это невозможно. Сержанты роты тоже просили за меня, чтобы я, толковый курсант, как они посчитали, и будущий сержант, попал к ним в часть и роту. Но в учебке обо мне были другого мнения, и его уже было никак не изменить, только если какими-то немыслимыми подвигами.

Когда сержанты узнали, что мы уже никогда не вернемся в их часть, то в последние два дня отношение к нам, стажировщикам, ухудшилось. В последний день мне даже пришлось мыть полы, только заставил не сержант срочной службы, а офицер, командир взвода. И самое обидное, что в последний день у меня сняли хорошую кепку, за которую я все время воевал. Я спал вместе с ней, клал под подушку, когда шла толпа солдат из других рот, я уже просто снимал кепку и нес ее в руках, чтобы никто ее не сорвал с головы. И как же было обидно, что один из крутых старослужащих, сняв у меня с головы, дал мне взамен другую кепку. Я попытался ее у него отобрать, но от него и еще одного сержанта я получил несколько ударов в челюсть, и кепку они спрятали. Конечно, я был такой не один с поменянной кепкой, и кепка была неплохая в отличие от других наших курсантов, у которых сняли, и была она тоже практически новой, только цвет был хуже, чем у моей.