Денис Гоголев - Два года ада, или Как выжить в армии

Нас заступило в наряд трое курсантов вместе с сержантом. Этот день в учебке оказался для меня самым счастливым. Поставил нас сержант на целый день двоих возле шлагбаума. Подъезжающие родители давали нам конфеты, печенье, фрукты. Целый день, стоя на весеннем солнышке, мы поглощали еду с жадностью. Какое это было счастье. Когда мы с курсантом пошли на обед, то умудрились еще съесть по большому котелку обеда. В наряде по столовой были наши и сыпали нам, сколько захотим, но налопаться мы никак не могли. Сытности не было. Облегчив живот в туалете, мы продолжали лопать все подряд в наряде по КПП, что нам давали родители. Как же мне не хотелось, чтобы этот день заканчивался. Хорошая погода, весеннее солнце, конфеты во рту, и самое главное — никто не бьет. Ну чего еще надо молодому солдату для счастья.

Сдав вечером наряд по приходу в роту, начались серые будни. За два часа до отбоя после наряда меня ни разу не ударили, и когда наконец после вечерней поверки дневальный прокричал «отбой», я, укладываясь в кровать, вспоминал этот прекрасный день и смаковал его, засунув последнюю конфету в рот. В этот закончившийся счастливый день я наконец повел отсчет. Это был первый день за три месяца, проведенных в учебке, не считая болезни в госпитале и санчасти, когда мне ни одного раза не ударили по лицу. Какое это было счастье.

Следующий день уже ничем не отличался от других. Болело всегда что-то: или отбитая рука, или нога, или грудная клетка со спиной. С курсантами я общий язык стал находить попроще, даже с теми, которые себя хорошо зарекомендовали. Один на один, общаясь и объясняя свою ситуацию болезни, как мне казалось, меня понимали, но как только курсант оказывался со своими положенцами, то сразу начинал игнорировать. Каждому объясняя и оправдываясь, что я не конченый урод, а нормальный парень, мне объяснять надоело, и я решил больше никому не доказывать.

Общался я в основном с курсантом Вистоусовым. Постепенно он мне начал надоедать, потому что темы у него были только о жратве. Постоянно у него находили хлеб, затаренный в карманах. Он был готов есть и на помойках, ничем не брезгуя, хотя мы в столовой питались хуже свиней, так как столовой это назвать было очень тяжело.

Как-то у нашего сержанта пропал пакет пряников из тумбочки. Нам и так не сладко жилось, да еще какая-то крыса из наших украл пряники и сожрал. Ночью нас прокачали, отжимаясь часа два, а после поставили нас шеренгой и до подъема мы стояли, не сомкнув глаз. Это какой же надо было быть крысой в нашем взводе, сожрать пряники, когда было ясно, что сержанты такие вещи не прощают, и уже не раз нас лишали приема пищи за разные залеты.

На этот раз мы сначала остались без сна, после утренней зарядки нас лишили завтрака, но когда у курсанта Вистоусова нашли в кармане хлеб, который он не смог удержаться и спрятал на завтраке, то нас лишили обеда. Сутки не жрать и не спать было испытанием для всего взвода. Мне помогала вода, которую я пил, заглушая голод. Может, и ужина у нас тоже бы не было, если на наше счастье не пришел в столовую командир роты. Крысу, съевшую пряники, так никто не нашел, только все показывали друг на друга пальцем. Курсанту Вистоусову, конечно, от всех досталось за обед, но я думаю, что сержанты тогда нашли бы другую причину, запретив нам обедать. Сержант Стамин понимал, что лучшее средство наказать взвод — это наказать приемом пищи. В других взводах сержанты такой жестокостью не пользовались, и мы им завидовали.

В начале апреля началась подготовка курсантов к стажировке. Нас должны были увезти в другую часть, находящуюся в Волгоградской области. Там мы должны были под присмотром других сержантов учиться командовать. Всех отбросов и больных оставляли в учебке. Я каким-то способом попал в список стажировщиков. Может быть, я был такого плохого мнения о себе, замечая только, что происходило вокруг меня, но, видимо, я уже перерос многих, и мне повезло поехать. Другая обстановка мне, конечно, пошла на пользу, если не большое но.

В десятых числах апреля нас, отправляя на стажировку, переодели в летнюю форму одежды. Вместо зимних шапок нам выдали кепки. Кепки доставались всем разные. Они были все новые, но разных форм. Мне досталась одна из лучших кепок, и я был доволен своим головным убором, но я даже не предполагал, что хорошая кепка доставит мне столько проблем. Форма на мне была еще курсанта, который уехал в госпиталь, с которым я поменялся, и я ничем не отличался от остальных. В поезде я чувствовал себя комфортно, и от неуставных взаимоотношений можно было отдохнуть, так как нас контролировало два наших офицера. Я радовался в душе, что мог отдохнуть от сержантской учебки целых десять дней и также от старшего сержанта Стамина, который остался в учебке и захотел быть ответственным в роте.