Ольга Гладышева - Оползень

На железнодорожном откосе были ясно заметны выпуклые наплывы почвы, отдельные участки осели. Причины оживания оползней можно установить вполне определенно только тогда, когда известно строение оползневого тела и положение зеркала скольжения. А этого Александр Николаевич не знал и потому мог руководствоваться одними лишь собственными догадками. А не зная причины, он не мог определить, при каких условиях оползневый склон сделается устойчивым.

Возможно, откосу была придана слишком большая крутизна, не сделаны подпорные стенки или снизилась прочность при выветривании, только рельеф стал бугристым, увалистым и уже зарастал кустарниками… Конечно, нужна была детальная инженерно-геологическая съемка, но делать ее Александр Николаевич не умел.

Он решил, что бурить тут, пожалуй, не стоит. Лучше посмотреть обнажения пластов.

Пока рыли канавы, чтобы открыть срез, он сидел, будто безучастный зритель.

Сентябрьские дали с утра осенило легким туманцем. Даже и не туманцем, а этакой дымкой особой, даже сказать — мглой полупрозрачной. Ничего подобного Александр Николаевич ни в каких краях больше не встречал. Это было чисто местное природное явление. Если оно начиналось, то обязательно с утра, и всегда было вестником очень хорошего ясного дня. Не в туманце даже была главная особенность, а в том, что имел он запах, почти ощущаемый вкус, неопределимый, потому что не с чем его сравнить. Как очень отдаленное сравнение можно, пожалуй, вспомнить вкус жженого сахара, но нежнее. Какая-то томительность была в этом вкусе (или запахе?), которую человек ощущал, кажется, всеми порами кожи.

Начиналась эта мга где-то в Заволжье на горячем поду тамошних степей, потом двигалась с воздушным потоком над пойменными лугами, пропитываясь травным духом, потом — через Волгу, пропитываясь влагой, и после этого приобретала свой особый привкус. А может быть, и не так вовсе было, потому что случалась эта мга и зимой в солнечные дни, но никогда не возникала в ненастье или после него. Она была знаком хорошего настроения у природы, знаком особого ее расположения.

Александр Николаевич любил такие дни. Горчащая дымка редко держалась дольше, чем до обеда, но сегодня, рассеиваясь, она придавала виноватую, притихшую мягкость природе.

Глядя на мелкое пойменное озерцо, на огороды, вплотную подступившие к его топким берегам, Александр Николаевич думал, что неподвижный человек, может быть, видит и чувствует больше и глубже, чем тот далекий, молодой, всегда занятый, спешащий, каким он видел теперь себя прежнего, как чужого, со стороны… Разве был сильным тот человек, если происшествия нелепые, рассказать кому-нибудь — смех, могли до такой степени сломать его, лишить даже возможности оправдания. Да и перед кем оправдываться? Даже на суде преступник не должен доказывать свою невиновность, наоборот, его вину нужно доказать. Но никто и не собирался обвинять Александра Николаевича. В этом-то и была вся штука. Но жизнь была зачеркнута. А кем и когда — неизвестно.

Кряковая уточка зависла над болотистой зарослью, высматривая что-то в камышах. Селезень, оставляя расходящийся след на зеркальной воде, выплыл на середину. Мягко шлепались комья с лопат рабочих. Негромко звякнул упавший лом, покатился по вянущей траве. Кто-то, чертыхнувшись, побежал догонять его.

Закат еще сиял над озером и огородами, а на востоке уже взошла бледная луна, будто шар, наполненный дымом молочного цвета. Пахло помидорной ботвой, просмоленными шпалами, нагревшимся на солнце гравием. Сюда же примешивался кисловатый запах металла от рельсов, которые острыми линиями уносились в пламенный разлив заката.

Широкое брюхо в оранжевой рубахе, на худом лице — светлые злые глаза и тонкие губы, а надо всем этим колышется, взлетая при каждом шаге, копна больной посекшейся седины. Таким он увидел себя теперешнего — и не огорчился.

Условия залегания пластов иногда коренным образом влияют на устойчивость данной породы. Так и в жизни человеческой, подумал он о себе, условия, в каких складывается человек, определяют его устойчивость среди разных бурных обстоятельств.

Он искал в себе мужество, чтобы забыть неверные шаги в прошлом, чтоб удержаться от разъедающего скепсиса по отношению к своему настоящему: «Кто во вчерашней ссоре с людьми видит собственную ошибку и решился больше не повторять ее, тот поднимается над своей судьбой, тот способен переломить ее. У кого от вчерашних неудач осталось лишь уныние, тот погиб».