Ольга Гладышева - Оползень

Они постояли, последний раз глядя на дом, на оржавевшие сугробы цвета под терновником, на осыпанную свернувшимися лепестками лошадь, впряженную в телегу с уложенным скарбом.

Успевший вырасти и округлиться за дни ненастья месяц истаивал в вышине бледного раннего рассвета, и песчаная проселочная дорога, слабо освещенная им, круто заворачивала во тьму молодого ельника.

И они поехали.

В постоянно меняющемся потоке жизненных впечатлений одни проплывают бесследно, исчезая в глубинах подсознания и не возвращаясь никогда, даже во сне. Другие вдруг оживают неизвестно почему, раз мелькнувшие и позабытые, они, оказывается, сохраняют свой внутренний смысл, который должен проявиться лишь позже, в совсем иной ситуации, в иной час — так рождается таинство предзнаменований, предчувствий, и люди начинают думать, что способны к ним, тогда как только стечение случайностей производит подобную иллюзию. Но волнение, в какое ввергает человека обман чувств, не менее сильно, чем то, что дается истинным реальным опытом, и кто возьмется отсеять в живой мозаике душевных движений фантастическое, ложное или могущее на проверку оказаться таковым от должного и необходимого, и не разрушатся ли при этом уверенном отборе какие-то важные связи в сплаве явлений предположительных и практически существующих, сплаве, из которого, может быть, и состоит сама протяженность внутреннего человеческого развития?..

Костя весело озирался по сторонам и насвистывал. Евпраксия Ивановна и Александр Николаевич угнетенно молчали.

День обещал быть красным. Роса лежала на траве по обочинам колесной дороги. Ветер гонял пестренькие тени по ржаным полям. Жаворонки заливались.

Евпраксия Ивановна свесила поудобней ноги в резиновых белых тапочках, застегнутых на голубые пуговки, натянула поглубже кремовый шерстяной беретик.

— А ты не думаешь, что Иван тебя провоцировал? Может быть, ему теперь нужно почему-либо спровадить тебя отсюда навсегда?

Он откликнулся ей не сразу:

— Знаешь, мне теперь даже и все равно… У меня одно желание: уехать в Россию, осесть в тихом городе. Здоровья нет, энергии прежней нет. Как-нибудь… Ничего больше не надо. Отрезано.

Он погладил сына по голове:

— Мы — прошлое. Будущее — ему.

— Пап, а когда меня не было, кого же ты любил?

— Маму… свою работу.

— Вот хорошо-то! — порадовался Костя. — Теперь тебе есть еще кого любить.

Далеко впереди встало темное облако взрыва. И только спустя донесся глухой ворчливый звук.

Дорога приближалась к карьеру. Там взрывали породу.

Не раз потом с суеверной болью вспоминали Осколовы эту картину.

Грунтовые массивы деформируются со временем. Скорость, с какой это происходит, зависит от того, что за процессы протекают внутри грунта. При оползнях, например, смещаются значительные массы, плотность же изменяется мало. Когда происходит сжатие грунта, смещение незаметно, но при этом разрушаются структурные связи, создаются новые, вода выжимается из грунтовых пор в менее напряженные области или просто наружу — на поверхность массива. Насколько быстро выжимается вода, настолько быстро идет деформация.

Александр Николаевич усмехнулся, спрыгнув с полуторатонки и отряхиваясь от пыли.

Помогая рабочим снимать легкое оборудование для ручного бурения, он продолжал думать, что все передряги, жизненная болтанка и есть то самое «выжимание воды», излишней сырости из человека, что другими словами называется жизненной закалкой.

Лучшие годы своей жизни он посвятил отыскиванию в земле того, что долго, тысячелетиями зрело в ее недрах, драгоценных камней и металлов. Теперь он должен был заниматься ее болезнями.

Он стал работать техником геологического отдела в управлении железной дороги, и в его обязанности входило обнаруживать и лечить болезни железнодорожного полотна. Он разъезжал с бригадой по небольшим веткам, где отмечались искривления колеи, сплавы насыпей, оползневые участки и как знак беды, знак немочи — «пьяный» лес по откосам. Безлистые деревья в лохмотьях отсохшей коры изгибались, заламывая голые сучья, как руки в призыве о помощи. Это было сигналом того, что в глубинных пластах происходят угрожающие сдвиги.

Пока рабочие разбирали инструменты, Александр Николаевич облазил оползневый цирк — непрерывное чередование оползневых гряд и разделяющих их понижений. Гряды, похожие на слабо изогнутые серпы, были сложены из темно-серых глин и песка. Песок был мелкий, зеленоватый, влажный. Его-то в первую очередь и выжимали оползневые массы.