Ольга Гладышева - Оползень

Лошадь, испуганно храпнув, шарахнулась в сторону.

Испытывая тоску, какая бывала с ним только во сне, Александр Николаевич сделал попытку приподняться.

— Не надо! — закричал он. — Остановитесь! Это ошибка, это не то место! Мы ошиблись! Иван, что же ты?! Не здесь!..

Кажется, ему удалось все-таки немного проползти. И он увидал их всех у отрытого шурфа. Его поразило лицо Ивана. Тунгусов плакал, дрожа заросшим подбородком, не таясь, всхлипывал, глядя в яму.

— Эй! — крикнул опять Александр Николаевич, уже ощущая непоправимость происходящего. — Мы вас не туда привели, слышите? Иван, скажи им! Мы их обманули!

«Неужели им сразу повезло? Неужели так легко вскрыли жилу?..»

Александр Николаевич протянул руку к ручью и несколько раз плеснул себе в лицо обжигающей влагой.

Среди раскиданных лопат сезонники нелепо выкидывали ноги в стороны, хлопая по ляжкам, матерились восхищенно. На Осколова никто не обращал внимания. Только Антоша, вылезши из ямы и, оглядываясь, не видя его, повторял:

— Ты был прав, старик, ты прав. Мы нашли!..

В отдалении послышался конский топот, потом, перекрывая его, понеслись частые и мощные удары колокола. Александр Николаевич не знал, что это его собственное сердце гремит в последнем усилии.

Солнце обдало теплом его нахолодавшее от ручьевой воды лицо.

Он с силой смежил глаза, отчего под веками осталось голубое яркое пятно в розовом ореоле. Оно плавало, все удаляясь куда-то в неизвестную глубину, втягивая в себя все существо Александра Николаевича в нестерпимом, неисполнимом желании изведать путь, по какому оно уплывало, дразня, дрожа, все уменьшаясь, превращаясь в точку. Тайгу вдруг взорвали ликующие детские голоса: «Доброе утро! Доброе утро!»

Сквозь их распев четко проник голос Тунгусова:

— Прииск Мазаевским назовите.

— Каким еще Мазаевским! Нечего тут! Молодежным назовем, чтоб оптимистически! — кричал Рудик.

Огненная птица заметалась в груди у Александра Николаевича, взламывая ее чудовищной болью.

Он увидел, как поверхность склона, у подножия которого он лежал, внезапно сделалась бугристой, выперли валы с многочисленными зияющими трещинами, которые разрывали дерновый покров в местах, где тот еще держался.

«Это он, гнев земли», — простонал Александр Николаевич, не разжимая губ.

…Когда оживают оползни, главной действующей силой всегда является собственный вес горных пород. В жизни геологических процессов существует закон связей, когда при развитии одних явлений неизбежно возникают и развиваются другие. То ли подмыты были весенним наводнением склоны, то ли вступили в действие какие-то внутренние силы в породах, вызывая их напряженность — и отложения, которые нанесло сюда за многие годы, лежавшие без движения неизвестно сколько лет, сейчас дрогнули и двинулись без видимых причин.

…Похожие на людей деревья, мотая бородами, подступили ближе, будто разом шагнули к Александру Николаевичу, склонились, душа бородами. За ними бесшумно тронулись с горы другие, мешая друг другу, опасно грудясь на уступах. Деревья наклонялись и падали, выворачивая корни. Летела комьями земля, валуны и камни. И ни единого больше звука не доносилось.

Безмолвие происходящего ужаснуло его. Он увидел, что уже вся вершина горы, колыхаясь и змеясь, поползла на него, опрокидываясь вместе с небом… Съезжали сосны, заваливаясь назад, ехали кедры, переламывались пополам молоденькие лиственницы, пыльца цветения взлетала облачками с елей… Угрюмо подчинялся общей участи сухостой, вспарывая небо остриями сучьев.

…Но ему уже было все равно.

Поляну, где он лежал, заливало солнце. Сойка, не торопясь, закидывая головку, пила из ручья, а напившись, поднялась в тихом тяжелом полете, села на нижнюю ветку и долго с веселым любопытством глядела оранжевой бусинкой глаза на неподвижное тело человека.

…Прими, Господи, под руку твою. К тебе притекаю душой сокрушенной, виновной, алкая воды твоей живой, милосердия твоего и прощения, Господи, прощения!