Александр Злищев - Стихоритмия

Не прождать бы до редких седин,
Когда в небе потухнет звезда.
Я гуляю по парку один,
А за мной — ни пути, ни следа.

Помню я родные дали.
Знаю я, что боль уйдёт.
Сердце из чугунной стали
Не лукавит, не поёт.

Не цветёт лицо улыбкой,
Не тревожат душу мне
Ни луга, с дорогой зыбкой,
Ни закат в моём окне.

Я луной любуюсь только.
Она мне дороже тех,
С кем я жался на попойках
Для забавы, для утех.

Плачет иволга ночная,
Дремлет старый кипарис.
Я ходил вдали от края,
Но сейчас на нём повис.

Промотал я жизнь в угаре.
Бес попутал, или чёрт.
Сердце из чугунной стали
Не тоскует, не поёт.

Шумит волна заманчиво и нежно.
Листает дни проклятый календарь.
Ещё вчера, так холодно и снежно
Дышал в окно узорами январь.

Ещё вчера я грелся в «Метрополе».
Мне снился пляж, и сладкое вино.
Ну а сейчас, чтобы увидеть море,
Мне нужно просто выглянуть в окно.

Крадется вечер на кошачьих лапах.
Пустует двор, сгущается мороз.
И город весь мне источает запах
Твоих насквозь прокуренных волос.

Мы в это лето прожили не мало.
На юге лето, это целый век.
Давай с тобой попробуем сначала:
Пустынный пляж, игристое malbec.

Шумит волна, и никаких событий,
Лишь синева с отлитым серебром.
И мысли вьются в диалогов нити,
Как виноградная лоза на дом.

Я переменчив к слабости, но всё же
Ты на меня не злись, и не ревнуй.
Я каждой порой чувствую на коже
Твой тихий взгляд, как нежный поцелуй.

И я живу, я чувствую, и вижу,
Не сомневаясь в этом ни на чуть,
Как чёрной ночью, через эту крышу
Нам светят звёзды, падая на грудь.

И я держу в руке твоё запястье.
Твой пульс стучит как маленький родник.
Быть может в том и заключалось счастье,
Чтоб озарить этот прекрасный миг?

Но одиноко догорает вечер.
И заполняет мысли пустота.
Пушинкой облако легло на плечи
Могучего кавказского хребта.

Вздыхают пальмы томно у причала.
На небе месяц розовый повис.
И в тишине безлюдного квартала
Уснул в дыму курчавый кипарис.

И мне тепло от тех воспоминаний,
Что город сей так преданно хранит.
В тени аллей среди высотных зданий,
Мне каждый шаг о многом говорит.

Пускай гребёт волна в свою пучину
Остаток дней, как в шторме корабли.
Я напишу словесную картину
Из тишины, разлуки и любви.

И вдалеке от шума городского,
Где тишина играет на трубе,
Из глубины забвения морского
Я буду петь прибоем о тебе.

Тепло в саду. Октябрь южный
Не багровеет, не кружит.
И сочный кипарис стоит
Зеленый, стройный, равнодушный.

По небу облако скользит,
И полдень нависает душный.
Помят годами, и не брит,
Я мыслю думы на повторе.

И память душу бередит,
И так осточертело море,
Что пенной россыпью кипит.
Одна тоска в его просторе.

Ты, как всегда, была права —
Я меланхолик и пьянчуга.
И ты, почти моя супруга,
Имела гордость и права.

Но чувства жухнут, как трава,
И холодеют, точно вьюга.
И ни кола и не двора,
Смешной поэт — слуга досуга.

Но всё же, одному — легко.
Я целый день валяюсь дома.
И в магазине пол второго
Стою в растянутом трико.

Мой скромный мир — глухая кома.
Я в ней как сказочный Садко.
И киснет ночь как молоко
В глазах заблудшего фантома.

Я сижу и любуюсь далью,
Безмятежной её тоской.
И луна золотой медалью
Наградила ночной покой.

Я пьянею от этого неба,
И от шелеста этих берёз.
Как давно я у дома не был,
Как давно я тоской зарос.

Но я предал берёзы эти,
И поля, что цветут окрест,
Оттого, что на белом свете
Очень много красивых мест.

И куда бы мой дух кочевний
По ошибке меня не занёс,
Не забуду я шум вечерний
Острогожских моих берёз.

Посмотри в окно,
Там белым бело.
Замело поля,
И не видно края.

Никого вокруг,
Только белый пух.
Милая земля
Дремлет замирая.