Александр Злищев - Стихоритмия

Прости меня за то, что далеко.
За то, что здесь и там, одновременно.
Но, лишь с тобой я понял, несомненно,
Как без тебя бывает не легко.

Прости за свет холодного окна,
За моря шум на полочке в ракушке.
За пустоту на скомканной подушке,
За то, что ты в печали холодна.

Пускай тебе расскажут обо мне,
Что я дурак, и сам того не знаю,
Что ничего на свете не желаю.
Я просто тень на каменной стене.

Я не купаюсь в роскоши, зато,
Всё на местах, и каждая конечность.
Стою один, в распахнутом пальто
И наблюдаю моря бесконечность.

Идёт волна, сменяется другой.
Горит луна в серебряной оправе.
И слышу я, как маятник живой
Зовёт меня на дальней переправе.

Волна идёт ко мне из под небес,
Колышет ветер ветхое жилище.
А я плюю на серый волнорез,
Пугаю чаек чёрным сапожищем.

Я грубиян, похабник и подлец.
И без тебя я сгинул бы, в итоге.
Не знаю чей, но, все-таки жилец,
Топчу года, как нищий на пороге.

А моря шум, и призраки его
Перебирают галечные чётки.
Им дела нет до тела моего,
И до моей конечной остановки.

А я пленён навек его волной,
Которой нет в прообразе начала.
Она плюётся пеной подо мной,
Как эпилептик южного причала.

И пусть я груб в сравнении, зато
Всё под рукой доподлинно правдиво.
Стою один в распахнутом пальто,
Как для волны бушующей нажива.

После штиля грустил молодой капитан,
Словно чувствовал сердцем ребячьим,
Что суровый, солёный, как кровь океан
Поломает нам судьбы как мачты…

Курс на юг отменён — начинается шторм.
Этот штиль затянулся недаром.
И стихия один на один с кораблём —
Поединок с известным финалом.

Солью брызнуло нам по усталым глазам,
И поплыл горизонт вертикально.
И не дьявол зовёт, то гудит океан,
Разгоняя потоки батально.

Ветры лижут бока от ребра до ребра,
Стонет трюм погибающим зверем.
Но мы верим лишь только в благие ветра,
В остальные не капли не верим.

Бьёт волну наугад одинокий фрегат,
Раскисая на старых мозолях.
Вместе с кожей уходит под воду канат,
Оставляя нам кровь на ладонях.

«Человек за бортом!», мы поможем потом,
Нам бы только дойти до штурвала.
Разбросало нас словно под зрелым вином,
Догнало, и опять разбросало.

Наши судьбы едины под этим дождём,
Но судьбу о пощаде не просим.
Если надо — уйдём мы на дно с кораблём,
И тебя, капитан, мы не бросим!

Нам ли горя не знать, нам ли песен не петь?
Эти шрамы расскажут о многом.
Приходилось не раз в этой бездне кипеть,
И не раз выплывать перед Богом.

Проклиная судьбу мы уходим ко дну.
«Отпустите, матросы, канаты!
Не к чему горевать и грустить не к чему,
Есть другие на свете фрегаты».

Но никто не послушал тебя, капитан.
Обещали, а значит не бросим!
Разевай свою пасть посильней, океан,
И встречай благородных матросов!

После шторма грустил голубой океан,
Шелестя пеной волн от наката.
А на чёрный песок грудью лёг капитан,
Под скелетом родного фрегата…

Пожелтела листва. Холода.
Я по парку гуляю один.
Позади у меня — ни следа.
Всё сжигает осенний камин.

Я разбился на тысячи слов.
На десятки домов и квартир.
Но остался среди городов
Мой красивый, припудренный мир.

Режет ухо моё тишина,
И лениво зевает покой.
Я в тени и с бокалом вина
Поджидаю хромую с косой.

Я не стану другим никогда.
По-старинке шагаю один.
И меня избивают года,
Оставляя рубцы из морщин.

Оставляя дома и людей,
И не мало разбитых сердец.
Сотни улиц, полей и аллей,
Приближая весёлый конец.

Не грусти, моя милая мать,
Эта песня — не мрачный итог.
Просто я умудрился впитать
Всю печаль деревенских дорог.

Я хотел разобраться в себе.
Но чем дальше я в дебри иду,
Тем страшнее на узкой тропе,
Тем крикливей вороны в саду.

Я сегодня чертовски устал.
И слетел на пустырь с тетивы.
Мне не нужен ни чей пьедестал,
Ни корона с чужой головы.

Мне бы в пору семейный очаг,
И надежных друзей за спиной.
Но я жду, как элитный коньяк,
Благородный дубовый настой.