Энгус Уилсон - Рассказы

Сегодня она положила избегать семейных тем.

— Не представляю, куда деваться будущей зимой, — сказала она. — «Палас» закрывается. А другого такого отеля на Мадейре нет. Там помнят, как я еще с твоим дедушкой приезжала. Портье всегда тобой интересуется: как наш господин книгочей?

Морис не отвечал, и она попробовала подойти с другой стороны.

— Все так же мальчишки ныряют, — сказала она. — За крабами, за губками.

Слетев с ее уст, эти слова не пробудили в нем никаких экзотических воспоминаний.

— Интересно, будет в этом году сеньора Палоес в Биаррице? Она всегда играет по крупной. Бразильцы, скажу тебе, все страшные богачи.

Ей уже самой настолько приелись эти ежегодные отлучки — в феврале Мадейра, в июне Биарриц, — что сказать ей по существу было нечего.

— Так, — переключилась она, — с кем же ты завтра встречаешься? С дочкой Кларксонов или с Бетти Льюис?

— С ребятами из школы, — обходя ловушку, ответил Морис, но бабка не дала себя сбить.

— Скажи, ведь тебе нравятся блондинки, а? Она миленькая — та, в партере.

И хотя его покоробило, что бабка перехватила его взгляды в театре, пай-мальчиком он быть не захотел и ответил:

— Да, ты тоже находишь?

— Вот это самое я твержу твоей матери, — сказала миссис Либиг. — Дайте Морису самому разобраться с девушками. Не тащите домой Кларксонов после театра, не затевайте танцульки ради дочки Адели Зигель. Когда он у меня, он будет ходить со своей старой бабкой. А с девушками пускай сам разбирается.

Открыто выступать с ней заодно против матери Морису не хотелось, и он только улыбнулся в ответ.

— А завтра вечером, — продолжала миссис Либиг, — на моей улице праздник. Музыкальное ревю «Игра в пижамах»! Роза видела в Нью-Йорке, говорит — что-то выдающееся. Не на твой вкус, конечно. Так, для детей. Для старухи, впавшей в детство.

В восторге от своей немудрящей шутки она зашлась пронзительным смехом, на который ответно грянул телефон.

— Батюшки! — всполошилась миссис Либиг. — Это кто же так поздно? Возьми трубку, Морис. Это Виктор? Что у него? Я сейчас подойти не могу. Нашел время!

Она еще что-то говорила, и Морис заткнул пальцем свободное ухо, чтобы слышать далекий голос.

— Тебя срочно вызывают, — сказал он. — Сильвии очень плохо. Дяди Виктора дома нет. Не знают, где он.

— Куда я поеду в таком виде? — возмутилась миссис Либиг. — А что хоть с ней? Болит что-нибудь?

— Дело очень срочное, — настаивал Морис, словно далекий собеседник мог слышать легкомысленные речи миссис Либиг. — С ней несчастье.

— Господи боже! — вскрикнула миссис Либиг. — Ах, какая идиотка! Бедный Виктор. А от меня-то что требуется?

— Миссис Либиг приедет позже. А я выезжаю сию минуту, — сказал Морис в трубку. — Я племянник миссис Либиг.

Миссис Либиг поднялась с кресла, плотно запахиваясь в зеленый с золотом халат, и зашаркала шлепанцами.

— Никуда ты не поедешь, — сказала она. — И потом, какой ты ей племянник? Ты в глаза не видел эту девицу.

— Кому-то надо ехать, — сказал Морис. — Женщина не стала говорить по телефону, но дала понять, что это не была случайность. По-моему, она хотела сказать, что Сильвия пыталась покончить с собой.

В его глазах появилось выражение, жизнь.

— Кроме нас, эта женщина никого не нашла, — пояснил он, считая вопрос решенным.

Но бабка была иного мнения.

— Господи боже! — сокрушалась она. — И охота Виктору связываться с малолетними идиотками. Не надо мне было принимать ее, — укорила она себя, словно встреча с любовницей сына внушила той несбыточные надежды и довела до мыслей о самоубийстве.

Но Морис словно не слышал ее.

— Тебе нужно скорее одеться и ехать за мною туда, — сказал он и направился к двери. Миссис Либиг бросилась следом, запахивая халат, и свободной рукой схватила его за локоть.

— Просто не представляю, — начала она. — Норман мне не простит. Тебе придется объясняться с матерью, не забывай этого. Тебе даже с Виктором запрещают видеться, а ты бежишь к его девчонке. Не представляю…

Морис вышел из комнаты. За его спиной она выкрикнула в темноту прихожей:

— Они не женаты, если хочешь знать!

Она прекрасно знала, что он это знает, просто хотела его остеречь. Но в ответ щелкнула закрывшаяся дверь.

Пока такси увозило его от дома по пустынной Бейкер-стрит, он твердо знал одно: что однообразие жизни нарушено; потом они застряли у светофора перед Эджуэр-роуд, и он забеспокоился: что-то ждет его в конце пути? Заклинающий голос в телефоне втянул его в какую-то драму; и хотя он плохо представлял свою роль, доверить ее бабке тогда он тоже не мог. Зато сейчас предчувствие вынуждало думать, как лучше выкрутиться: если на сцену выходят Либиги, даже такие их приблудные родичи, как Сильвия, то почти наверняка все кончится жалкой мелодрамой. Машина тронулась, и снова заговорило чувство долга; пусть не было ничего славного, возвышенного в свалившейся на него обязанности — это была обязанность, и ее надо исполнить, потому что как раз от обязанностей его поколение всячески оберегали, и вместе со своими ближайшими друзьями Морис не мог мириться с таким положением. А главное, с приливом гордости подумал он, многие ли из его друзей бывали замешаны в историях с любовницами, покушавшимися на самоубийство?