Виктор Бычков - Вишенки

Ладно, лучше про детей. Кузя пишет, что в школе младших командиров учится, командовать танком будет. А это тебе не трактор! Зимой ходили в клуб смотреть кино про Красную армию. Так там и видел Данила эти танки. Это же ужас, какая сила! А боевая мощь! Вот то-то и оно, такой техникой только такие как Кузьма и могут и должны владеть, управлять да стрелять с них.

Мысли снова перекинулись к детишкам. Это ж как получается? Выходит, в его ненависти, злобе, праведном гневе к Ефиму Гриню никто Данилу не поддержал? Никто не принял его сторону, а пожалели Марфу, Ефима, Глашу? Это как получается? Что ж это такое? Постой-постой!

Данила сел, обхватил голову руками. Вон оно как! Мало того, что не поддержали, правда, Вовка вроде в самом начале на его стороне был, потом как-то сдался, так считают, что он не правый? А Марфа, мать их, с чужим мужиком в копне – правая? А его лучший друг с женой друга в копне – тоже правый? Да что ж это такое?! Неужели люди перестали правильно мыслить? Кто же рассудит? Кто поможет разобраться в таком деле? А в себе самом – кто поможет?

И Марфа, его жена Марфа всё так же ходит к Гриням, общается, разговаривает и с Ефимом, и с Глашей! Главное, как ни в чём не бывало! Правда, по первости пытался не пускать жену, кидался даже с кулаками на неё, так все дети встали стеной за мамку, пригрозились, что его, отца, папку своего, знать больше не будут, праздновать не станут, если, не дай Бог, он мамку пальцем тронет. И он поверил тогда детям: порода, холера их бери! И в кого только такие удались, уродились?

Резко выдернул кисет, нервно стал крутить очередную (какую уже по счету?) папиросу.

Это как быть дальше? С самого первого дня, как родилась эта Ульянка, вся детвора Данилы кинулись к Гриням, хотя знали с самого начала всё: и что мамка их с дядей Ефимом в копне… И что отец их, Данила, чуть не застрелился от горя. А поди ж ты! Выходит, им папку своего не жаль, понять не могут, а чужих людей поняли, приняли, смирились и живут как ни в чём не бывало. Или делают вид? Вот поди разберись.

Данила в очередной раз сильно затягивается, замирает на мгновение, задерживает дым в себе, потом с силой выпускает.

Что ж получается? Выходит, он один, а все остальные – вместе? Неужели он неправ? Не может быть! Это ж что за жизнь тогда начнётся, если всё с ног на голову?

Девчушку, Ульянку, приняли и принимают как свою. И с Ефимом обнимаются и целуются его, Данилы, дети. Что ж происходит? Вот загадка, холера её бери. Хоть сходить к отцу Василию да поговорить с ним, посоветоваться.

Ладно, успокаивает себя Данила. Время, оно такая вещь, что всех рассудит, на свои места расставит, врагов может помирить, а друзей сделать врагами заклятыми. Даже вот с ним, с Данилой. Как по первому времени переживал, вспомнить страшно, как терзал себя. Но живёт до сих пор, переживает, конечно, но чтобы пистолет в руки? Нет уж, дудки! А тогда казалось самым лучшим выходом из положения, решением самым надёжным. А может, наливка это, не сам Данила подносил к виску наган?

Выходит, и он сам уже маленько изменился? Не полностью, но самую малость? Наверное, так оно и есть. Но чтобы простить Ефима, как просил Кузьма, да и все дети его просят, нет, к этому он не готов. Он знает точно, что ещё не скоро заживёт эта рана в душе. И заживёт ли? Кто знает?

Хлопоты перед свадьбой Агаши затмили собой все остальные проблемы, переживания. Данила помогал, как мог. Видел, как готовили у Гриней, потом таскали к ним, Кольцовым, чугунки да миски. У Гриней в погребе Ефим сделал полки, туда складывали всё, что быстро портится, лето всё ж таки. Потом будут бегать, да уже и бегают, снуют туда-сюда. Чужим людям со стороны кажется, что всё между Гринями и Кольцовыми тишь да гладь. Но Данила остаётся верен себе. Марфа попросила его сбегать до погреба, принести жбан кваса, так цыкнул, что та от неожиданности чуть не уронила тарелку со студнем.

– Тьфу, дурень старый! – и заматерилась по-мужски, да так складно, что он оторопел даже. – Все люди как люди, а этот всё обидки корчит, всё никак из детства не выйдет. Внуки скоро, а он…

– Замолчь! – прошипел, чтобы гости не заметили, не услышали. – Замолчи, а не то я такую вам свадьбу учиню, что хоть святых выноси.

И не пошёл, и Ефим с Глашей не сидели за столом вместе с гостями. Правда, Глаша помогает, подносит-уносит к столу да от стола, сама не садится. А Ефим тот носа не кажет, всё у себя во дворе. Так ему и надо!

И так до вечера, пока гости не разошлись, ходил с камнем на душе, снова переживал.