Никола Скотт - Секрет моей матери

Лицо Фиби по-прежнему было неподвижным. Проснулась собака и, почувствовав повисшее в комнате напряжение, принялась бродить у нас под ногами, слегка поскуливая.

— Доктор Миллер… — стала размышлять я вслух. — Вот почему мама так хотела его разыскать. По всей видимости, она поняла, что он сделал, может быть, нашла что-то в доме в Лимпсфилде после смерти Джорджа Холлоуэя, что заставило ее заподозрить ложь.

Я обняла ссутулившуюся Фиби за плечи.

— Мама так отчаянно тебя искала, она очень хотела тебя найти. — Я вспомнила бесконечные потоки корреспонденции, годы старательных, но тщетных поисков. — О Фиби, мне так жаль! Так жаль, что все выяснилось слишком поздно. Это…

Внезапно она встала. Гарриет мягко произнесла:

— Почему бы тебе не выйти ненадолго в сад? Там очень красиво и тихо.

Когда Фиби покинула дом в сопровождении собаки, я тоже поднялась, но Гарриет удержала меня, взяв за руку.

— Оставь ее, — сказала она. — Нелегко осознать все это.

Я снова села на диван и отпила из чашки остывший чай.

— Вы с тех пор виделись с Джорджем Холлоуэем?

— Всего один раз. — Гарриет помолчала. — Кроме прочего, он сказал мне, что Джон звонил ему и спрашивал о Лиз. Тогда-то я и поняла, что с этим пора заканчивать. Я заявила Джону, что на этот раз его брошу, его и его обанкротившихся родителей, заберу все свои деньги и пущу его семейство по миру, если после рождения нашего ребенка он не согласится начать все сначала. Поэтому через некоторое время мы закрыли дом и переехали в Америку. Там жил мой дядя, и Джон смог получить работу в его компании. Мы начали все сначала. — Она криво усмехнулась. — В какой-то момент Джанет и Эйбл вернулись в Хартленд, но в семидесятых случился пожар. Однако жизнь продолжается, несмотря на все эти драмы, не так ли? Мы с Джоном снова попытались спасти свой брак. Его нельзя было назвать идеальным, но кое-как мы жили, в Буффало, штат Нью-Йорк. Так продолжалось до тех пор, пока несколько лет назад Джон не умер, и я решила вернуться в Англию. Наша дочь Кэролайн получила работу в Лондоне, и я переехала вместе с ней, чтобы быть поближе к внукам. Снова взяла свою девичью фамилию… — Гарриет опять сухо усмехнулась. — И не спрашивайте почему, но решила поселиться здесь.

— Значит, Джон умер, — медленно произнесла я, переваривая последний, очень важный фрагмент информации. Отчасти я испытывала облегчение от того, что мне больше не придется думать о графе Отец: прочерк . — Нам придется сказать об этом Фиби.

— Я сама это сделаю, — произнесла Гарриет. — Надеюсь, она не станет печалиться из-за его смерти. Не знаю, каким отцом он мог бы стать для вас обеих… Джон точно не стал бы лучше или хуже, если бы вы обе узнали правду.

— Моя мать не выходила на связь с вами или с Джоном? — спросила я.

— Мы никогда больше о ней не слышали, — сказала Гарриет. — Иногда я задумывалась о том, что с ней стало.

Солнце уже начало садиться за соломенные крыши, а вдоль низеньких стен и кустов поползли тени, когда я вышла посмотреть, как там Фиби. Сад за домом Гарриет был заросшим и благоухал: маленький зеленый квадратик травы, огороженный стенами из раскрошившегося камня, несколько деревьев и скамья, выгоревшая на солнце. В тени дальней стены росли дикие цветы, брызги яркого цвета на фоне травы и морковных грядок. Такой сад очень понравился бы моей маме.

Фиби изъявила желание остаться тут на выходные. Я, поначалу нерешительно, затем более настойчиво, предложила ей поехать со мной, но моя сестра была непреклонна. Ей хотелось некоторое время побыть одной и, если Гарриет будет не против, поговорить с ней еще разок.

В конце концов я села на автобус, который должен был отвезти меня обратно на вокзал. Устроившись у окна, я глядела на удаляющееся море и невольно улыбнулась, вспомнив, как радостно воскликнула Фиби, когда мы выехали на вершину холма. Дожидаясь поезда на Лондон, я пыталась дозвониться Эндрю, но он не брал трубку, и я подумала, что так мне и надо, ведь я принимала его жизнерадостность, прагматизм и инициативность как должное и, похоже, исчерпала лимит доверия. Я оставила ему невнятное сообщение о том, что сажусь на поезд до вокзала Виктория, и что скоро мы встретимся, и что мне ужасно жаль. Потом, сев в вагон, я сидела у окна, следя за проносящимися мимо размытыми пейзажами.

Я снова и снова повторяла про себя рассказ Гарриет, но не думала о своем деде, Джоне Шоу и его жене, и даже о Фиби; у меня будет еще достаточно времени, чтобы об этом подумать. Вместо этого я представляла себе Лиз Холлоуэй, семнадцатилетнюю девушку, затаившую дыхание вечером в хартлендском саду, потом — молодую женщину, прокрадывающуюся в отель в Перли, будущую мать, которая шьет неуклюжие детские штанишки, бредет сквозь снежную ночь к дому любовника, лежит, слабая и беспомощная, на больничной койке, а потом исчезает вместе с ребенком. В конце концов она встретила своего будущего мужа и превратилась в маму, которую знала я — тяжелого, требовательного, скрытного человека, который все время пытался получить повышение, постоянно стремился к тому, чтобы быть свободным. Теперь я понимала причину этого. К тому моменту была уже прожита целая жизнь: тоска по мертвому ребенку, восстановление после травмы, уход от отца.