Александр Колотов - Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 3

Уже месяц прошёл, как я проводила последнее занятие на заводе. Сразу стало как-то пусто без моих слушателей. Нет, они были не только слушателями. Они были порой и моими оппонентами. Я особенно любила эти занятия, на которых возникали бурные дебаты. Да и остальные занятия всегда нравились мне, хотя подготовка к каждому из них занимала у меня дня два. На практике чувствовалось притупление памяти. То, что я раньше схватывала и запоминала с первого чтения, сейчас приходится читать раза два-три, чтобы свободно потом излагать материал и свободно ориентироваться в нём. Тут сказались, пожалуй, не столько годы, сколько действие выпитых и съеденных успокаивающих лекарств разного рода. Потраченное на подготовку время с лихвой оплачивалось тем моральным удовлетворением, которое я всегда испытывала после проведения занятий. Помнится предпоследнее занятие. Чувство, что, может быть, мне уже долго не придётся вести пропагандистскую работу, а может и никогда больше, накладывало на это занятие особый отпечаток. Я сообщила своим слушателям то, что они будут изучать в следующем учебном году, и как-то само сказалось у меня с невольной грустью:

— Только едва ли мне придётся вести у вас занятия на будущий год.

Все удивленно посмотрели на меня, и тут же последовал вопрос одного из слушателей:

— Это почему же не придётся?

— Видите, как Райком противится этому? Они уже, ныне пытались отстранить меня от пропагандистской работы.

— А мы отстаивать вас будем, — сказал Г. И. Обухов.

Радостно было видеть, что с его словами согласились и остальные. И все-таки тревога осталась в душе.

Едва ли секретарь парторганизации завода Б. Ив. Зайцев и директор завода Троегубов Геннадий Алексеевич захотят ссориться из-за меня с Райкомом, хотя сейчас они доброжелательно и с уважением относятся ко мне. Особенно Г. А. Троегубов. С ним у нас установились особые отношения. Я уважаю его за простоту, человечность, отсутствие чванливости и зазнайства. Он откровенен со мной. Знает, что я не предам никогда его доверия, как никогда не сообщала, каким путём и от кого я получила сведения по заводу, которыми часто приходилось пользоваться на занятиях, связывая излагаемый материал с делами на производстве. Как-то ещё в начале моей работы среди коммунистов завода, я, однажды оставшись после занятия, рассказала Троегубову историю одного из его предшественников.

— Знаете, у нас был хороший директор Мурсюкаев Алексей Андреевич. В общем, мог бы быть хорошим директором. Советский он был человек, наш по убеждениям. Сначала у него всё шло вроде хорошо. Потом он столкнулся с трудностями и запил. Сначала изредко, а дальше — чаще. И пропал человек. В самого настоящего алкоголика превратился. Неделями начал пить. До сих пор жалко человека.

— Вы что, хотите предупредить меня, чтобы со мной так не получилось? — прямо спросил Троегубов.

— Нет, просто так рассказала, для сведения, — увернулась я от прямого ответа.

Но он все равно понял меня и заверил:

— Думаю, со мной этого не получится.

Мне неприятно, когда я слышу о нем плохое. Изредка я прихожу в его кабинет и сообщаю о том, что отрицательного в нём подмечают люди (разумеется, без названия их) и что хорошего. Он уже не спрашивает, кто говорит такое, потому что знает, что этого я никогда не скажу. Не старается скрыть свои промахи. Вместе разбираем, как лучше поступить в том или ином случае. Не раз говорила я ему:

— Руководителю важно знать, что говорят о нём люди, не важно, кто, потому что руководитель всегда на виду, по нему равняются остальные, и потому он должен, ну просто обязан, следить особенно за своим поведением, за своим отношением к людям.

Такие же простые, доверительные отношения были у меня и с Такаевым Ю. А. бывшим начальником лыжного цеха Комбината Строительных Деталей.

"Наверное, из меня получился бы неплохой партийный руководитель", — иногда думаю я после таких откровенных доверительных бесед.

Три месяца после осенних событий прошлого года я не писала в газету.