Александр Колотов - Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 3

Я развернула перед ними статью, написанную мной в "Комсомолец Удмуртии", за которую мне действительно угрожали расправой.

— Мы имели в виду только случай с Лепихиной, — оправдывался Соловьёв.

— Как же так, везде я была непримиримая к религии, а тут вдруг, по-вашему, стала беспринципной? В деле с Лепихиной большая ваша вина. Вы бы вполне могли не допустить этого.

И я повторила для товарища из Обкома то, что уже говорила Зориной Л. И.

— Вы знаете, какой это работник был! И как завуч, и как пропагандист. Ценить бы надо таких людей, как Тамара Ан. и беречь их, а вы что сделали? Она же сейчас больше в больнице лежит, чем работает. Нигде, никогда не мирилась с религией, где бы мне ни приходилось сталкиваться с ней. Кстати, почему вы так непримиримы к религии и весьма примиримы к пьянству? Разве не одинаково несовместимы с пребыванием в партии пьянство и религия? Почему вы так непримиримы к одному злу и терпимо относитесь к другому? Где тут ваша принципиальность?

Соловьев молчал.

— Даже в нашей школьной парторганизации нет настоящей непримиримости к пьянству…

И тут я совершил ошибку: привела в качестве примера давний случай с Берестовым Ю.А., напившимся до такой степени, что его уроки пришлось вести другому физруку. Об этом мне рассказала на второй же день после случившегося его жена Сагида Михайловна, и мы обе повозмущались тем, что его нигде даже не обсудили. Этот случай очень запомнился мне, поэтому сейчас сразу всплыл в памяти и подвернулся на язык, хотя можно было привести в подтверждение сказанного целый ряд более свежих примеров.

Не зря в душе шевельнулась неясная тревога во время моего рассказа о Берестове. Не подумала я о том, что мои слова тут же вызовут отрицательное ко мне отношение Сагиды Михайловны.

— Ну, уж ничего подобного! Наша парторганизация всегда борется с пьяницами, — резко запротестовала она.

Чувствуя, что тут его никто не одернет, во всю ширь с критикой в мой адрес развернуться Дубовцев М. А.

— Вы везде пишите. Наверное, уже забыли, как писали по поводу того, что у нас не хватает детских учреждений?

А я и вправду уже забыла об этом. Только позднее, отыскав блокнот с записями об этом деле, вспомнила, сколько бурных споров с депутатом Поссовета Дубовцевым у нас было по поводу ходатайства о строительстве детских дошкольных учреждений в нашем посёлке. Всего было в нём пятьсот человек детей дошкольного возраста и только 20 мест для ясельников и 45 для детсадников.

— Вы — депутат. Ваша обязанность сделать всё, чтобы родители могли спокойно работать, не думая об оставленных дома одних малолетних детей. Здесь не могут решить вопрос об этом, значит, надо дальше писать, — доказывала я Дубовцеву.

— Ну и пишите. Депутат не обязан это делать. Не строят, значит, нет возможности для этого у государства.

Нет, не болела душа у этого «народного посланца» ни о детях, ни об их матерях, вынужденных оставляет своих малышей без присмотра.

Пришлось писать мне.

— Помните, тогда тоже приезжали по вашему письму? — напоминал сейчас Дубовцев. — Вы не учитываете экономических возможностей государства, что можно и что нельзя делать.

«Очень учитываю, — возражала я про себя. — Куда больше, чем ты».

«Да, действительно приезжали», — вспомнила я потом. После того был построен деткомбинат в лесопункте, была изыскана возможность выстроить подобный комбинат на заводе, и потребность в дошкольных учреждениях была полностью удовлетворена. Нашлись и средства у государства для этого.

— Пишите, беспокойте людей. Вы и в школе только раздор сеяли, весь коллектив разлагали. Вот сейчас вас нет, и у нас всё тихо и спокойно.

«Очень «тихо и спокойно», — с иронией подумала я, вспомнив недавнее открытое партсобрание и бурную критику в адрес директора, но и тут промолчала, решив, что возражать бесполезно.

— Вас давно надо исключить из партии, чтобы вы не мешали людям спокойно работать. Если бы мы знали, что вы будете писать, мы бы не строгий выговор Лепихиной тогда дали, а исключили бы её совсем, — надрывался коммунист Дубовцев.

«О, ты бы давно всех исключил, кто тебе не угодил, да руки коротки», — с неприязнью к нему возражала я про себя.

— Из партии исключать её не за что, — перебил разошедшегося директора Соловьев, — ну а в остальном… Что же, прошу извинить…

Никогда бы я не дождалась таких слов, не будь бы здесь представителей из Обкома!

— Почему же все-таки вы не доверили мне пропагандистскую работу? — поинтересовалась я.