Александр Бренер - Жития убиенных художников

Чем больше беседовали мы с Оксаной, тем быстрее разбегались в разные стороны — со скоростью и рёвом гоночных машин… Пустота нарастала, вакуум… Слова вдруг превратились в мусор и осталось лишь взаимное отталкивание… Господи, как страшно иногда сидеть с амбициозными, целеустремлёнными людьми, как тщетно совместное прозябание… И вот уже весь разговор, всё сидение потеряли смысл и значение: бай-бай, разъехались!

Так, без сожаления, распрощались мы — навсегда, я думаю. Спустя несколько дней в короткой электронной записке из Москвы Оксана поблагодарила нас за встречу и желала всего хорошего.

Вам тоже всего наилучшего, Пётр и Оксана!

После этой встречи мы долго не посещали кафе «Нахамия и Генрих» — не было желания. Но однажды, в промозглые сумерки, всё-таки зашли — выпить кофе, поглядеть на людей. Наш излюбленный столик у окна был свободен, с жёлтым цветком в стакане. И опять подошла к нам знакомая маленькая официантка. Но странно, странно: на этот раз удивительно она была приветлива, ласкова, заглянула нам сердечно в глаза. Мы удивились: отчего такое радушие, неожиданная перемена? Неужели соскучилась? Или она всё-таки оценила нашу непристойную книгу-картинку — хоть с опозданием, да оценила?

И мы ей тоже улыбнулись, и спросили, как дела, хорошо ли она поживает.

На это девушка говорит:

— А помните, вы у нас были с блондинкой, у неё стрижка короткая, одета в чёрное, с компьютером?

Мы, конечно, сообразили — речь об Оксане.

— Так она — ваша знакомая? Жена русского художника? Я её потом видела по телевизору!

Тут мы поняли, почему так мила с нами эта девушка: мы сидели в её кафе с известной особой! С телевизионной знаменитостью! После этого даже мы с нашей порнографической, сортирной книжкой снискали её одобрение.

Известность — не меньшее, чем власть, растление. Жажда публичности, стремление к почёту и восхищению, желание прославиться — всё это жуткое, похабное растление. Нельзя стать знаменитым без растления.

Как сказал Антонен Арто: все известные люди — свиньи.

Как сказал Гераклит: природа любит прятаться.

Спрятаться бы раз навсегда от мира известных людей, от растления…

Помню, как Оксана с придыханием спросила нас:

— А вас когда-нибудь люди узнавали на улице? Чужие люди, прохожие?

Мы в ответ захихикали и рассказали ей, как однажды в Копенгагене мы хулиганили и паясничали, и в тамошней газете тиснули наши снимки с заголовком: «СЛАВЯНСКАЯ ПАРА ТЕРРОРИЗИРУЕТ КОПЕНГАГЕН». Тогда люди и вправду узнавали нас на улице и выкрикивали угрозы и оскорбления.

Но, конечно, не о такой — смехотворной — известности мечтали Пётр Павленский и жена его Оксана Шалыгина. Нет, они были посерьёзней настроены. Ну что ж — туда им и дорога!

Я видел в жизни изрядное количество известных, именитых людей, и все они были уродцы, дрянь, шушера — когда наслаждались и утверждались в своей известности. Стоит мне вспомнить всех этих Томасов Хиршхорнов, Жан-Жаков Лебелей, Джулианов Шнабелей, Андреев Вознесенских, Микеланджело Пистолетто, Эдуардов Лимоновых, Салманов Рушди, Надежд Толоконниковых, Вито Аккончи, Владимиров Сорокиных, Марин Абрамович, Гилбертов и Джорджей — и меня тут же подмывает сыграть с ними в японскую детскую игру «кантё».

Вы когда-нибудь слышали об этой игре?

Давайте я вам о ней расскажу.

В кантё обычно играют в Японии дети-дошкольники, но не только они.

Это хорошая игра для любого возраста.

Играющий складывает ладошки молитвенно, с вытянутыми вверх пальцами.

А потом?

Потом он или она пытается вонзить эти пальцы в анус противника, когда тот занят чем-нибудь другим и не замечает нападающего.

Представляете?

Вот и всё — такая вот простенькая японская (и корейская) детская игра.

Да-да, игра, шалость.

Название этой невинной забавы происходит от японского слова «кантё», что значит «клизма».

Я, кстати, до недавнего времени не знал об этой игре, хотя иногда играл в неё в детстве. Сам до неё додумался.

Я, по правде сказать, и сейчас не прочь поиграть в кантё.

С известными, почитаемыми, знаменитыми людьми я хоть каждый день играл бы в эту весёлую игру.

Подкрался бы к ним, известным, сзади и — хвак! — сыграл в кантё.

Вовсе не для того, чтобы их обидеть. Или сделать больно.

А для того, чтобы известные, знаменитые личности не слишком задавались и помнили, что где-то внутри у них сидит дитятя, крошечный играющий ребёнок, который тоже может и хочет сыграть в кантё. Если, конечно, они его не убили.