Павел Верещагин - И танки наши быстры

Бурцев опять не посчитал нужным ответить.

— И почем же нынче пингвины? — как можно более небрежно спросил он.

— Ты — купил за пятьсот баксов, — дипломатично сообщил Айвазовский.

— За пятьсот?! — удивился Бурцев. — А у меня что, с собой было? — спросил он.

— Наодалживал у всех. У меня, между прочим, сотку…

Бурцев замолчал. Ничего себе аттракцион! С какого, интересно, квасу его так понесло?

— Да ладно, ты не расстраивайся, — успокоил его Айвазовский. — Патрикеич вчера у метро сказал, что он в зоомагазине точно такого же за тысячу видел. Так что ты лишнего не переплатил.

«Сволочь он, твой Патрикеич», — почему-то подумал Бурцев сердито.

— Ладно, разберемся, — оборвал он разговор.

— Приедешь? — спросил Айвазовский.

— Позже. Я перезвоню.

И Бурцев повесил трубку.

Он закурил, сел на табуретку на кухне и посмотрел на пингвина новыми глазами. Вот, значит, как. Значит, у этого пингвина нет никакого хозяина, который забыл его по рассеянности, а точнее, этот хозяин — сам Бурцев. Интересное получается кино.

«А что? Симпатичное, между прочим, животное, — подумал Бурцев. — Да и дочка давно просит купить ей какую-нибудь живность. Правда, дочка мечтает о собаке бойцовской породы… Но пингвин, если подумать, — это почти то же самое»…

К тому же, если Бурцев купил пингвина за пятьсот долларов, а такие продаются по тысяче, то получается совсем неплохая сделка. Особенно если учесть, сколько перед этим было выпито. А также тот факт, что Бурцев ничего не помнит.

Он поглядел на пингвина с невольным интересом. Тысяча баксов! За этот пенек с крыльями. Ничего себе! Примерно по двести долларов за кило.

А вот интересно, пингвина нужно на улицу выводить гулять или он, как кошка, в туалет ходить будет?

— Ну, брат! — сказал Бурцев. — Давай знакомиться.

Пингвин, однако, по-своему понял обращенные к нему слова. Он сделал приставной шажок вбок, прокричал свое: «Гха-гха!» — потом шагнул еще раз и сильно стукнул клювом в полированную поверхность стоявшей рядом табуретки.

— Но-но, ты потише, — прикрикнул Бурцев. — Не казенная…

«Хочет жрать, — констатировал Бурцев. — Нужно кормить. А что, интересно, они едят?»

На столе, кроме шелухи от фисташковых орехов, колбасных шкурок и сырных обрезков, ничего не было.

Бурцев протянул пингвину сырную корочку. Пингвин склонил голову набок так, чтобы корочка попала в поле зрения пуговичного глаза, и презрительно отвернулся.

Бурцев поднялся и подошел к холодильнику. Он помнил, что жена перед отъездом готовила ему про запас какую-то еду.

В холодильнике, который еще вчера с трудом закрывался, было пусто. На полках осталась лишь негодная на закуску кисломолочная мелочь: йогурт, творожные сырки, кефир… Даже большая суповая кастрюля с борщом на нижней полке оказалась пуста — ко дну пристали последние свекольные стружки и кружок вареной морковки. Правда, в миске под крышкой кем-то была деликатно оставлена половинка котлеты. И на дне кувшинчика сохранилось немного клюквенного киселя.

«Как Мамай прошел, — подумал Бурцев. — Друзья называется».

Он залез пальцами под крышку, достал остаток котлеты и положил на табуретку перед пингвином. А сам прямо из кувшинчика допил кисель.

Пингвин повернул голову и оглядел котлету выпуклым глазом. Потом запрокинул голову назад и зло клюнул табуретку, отчего котлета развалилась на две части и свалилась на пол.

— Что, котлеты не ешь? — спросил Бурцев.

В ответ пингвин огляделся, опять сделал приставной шажок в сторону и стукнул твердым клювом в дверцу кухонного шкафа. Отчего по дверце звездой разбежалась трещина.

— Эй! Эй! — прикрикнул Бурцев. — Кухня-то итальянская!

Пингвин мстительно крякнул, сделал еще шажок и клюнул еще сильнее — на этот раз в круглый иллюминатор стиральной машины. Немецкое стекло выдержало, но внутри машины пропела какая-то пружина.

— Ах ты чучело! — Стараясь ничего не повредить, Бурцев подхватил пингвина на руки и огляделся по сторонам.

Перехватив забившуюся птицу под мышку, Бурцев шагнул к туалету, потом к платяному шкафу, потом заглянул в ванную, вытащил из-под раковины пустую бельевую корзину, сунул пингвина внутрь и закрыл крышку.

Пингвин затих, но уже в следующее мгновение он в негодовании заверещал и забился. Поставленная на середину кухни корзина принялась трястись и раскачиваться из стороны в сторону.

«Ничего, ничего. Посиди. Приди немного в себя! — подумал Бурцев. — А птичка-то с характером… С ней не соскучишься».