Тадеуш Доленга-Мостович - Знахарь

– Ну, теперь они от меня не уйдут, – бормотал Зенон.

Он уже неделю пил без просыпу. Выпросил у тетки в Швечанах несколько десятков злотых и, возвращаясь в Радолишки, иногда пешком, иногда на попутной фурманке, не пропускал ни одной корчмы, ни одного шинка. Возвращался же он, чтобы еще раз попросить отца о прощении, хотя и не верил, что его простят, а потому, отчаявшись, напивался до полного бесчувствия. Когда после обеда он встретил по дороге мотоцикл Чинского и узнал в тех, кто на нем ехал, виновников его изгнания из дома, в нем изо всех сил заговорили ненависть и жажда мести, а в пьяной голове созрел коварный план.

«Вот уж теперь они мне за все заплатят, за все мои несчастья», – твердил он.

Зенон знал, что они будут возвращаться этой дорогой, объезда тут не было. Поэтому он притаился в канаве за поворотом и ждал.

У него еще шумело в голове, его пошатывало, но, услышав шум приближающегося мотоцикла, он быстро и справно приступил к делу. Он все точно просчитал. Сразу за этим поворотом дорога круто идет вверх, Чинскому придется прибавить газу, и он смело сделает это, потому что поворот довольно плавный. Когда же сразу за поворотом Чинский заметит непредвиденное препятствие, тормозить будет уже поздно и он вряд ли сумеет избежать катастрофы.

О том, чтобы перегородить дорогу, Зенон позаботился заранее. Он приготовил две толстые подгнившие колоды, найденные в зарослях, и кучу камней, которых в канавах было предостаточно.

Теперь он неторопливо вытащил все это на дорогу и старательно уложил поперек нее, так что проезд был полностью перекрыт и объехать завал не было никакой возможности. Вдоль обочин по обе стороны тянулись глубокие канавы, причем их внешние края были намного выше внутренних. Кроме того, вдоль них росли густые кусты, образовавшие плотные живые изгороди с обеих сторон дороги.

Было еще не очень темно, и Зенон с мрачным удовлетворением в очередной раз оглядел свою работу. Он уже хотел было двинуться в сторону тракта, когда ему в голову пришло, что, спрятавшись в кустах около завала, он сможет без всяких опасений полюбоваться на результат своей мести.

«По крайней мере, увижу, как они свернут себе шеи», – усмехнулся Зенон.

Он несколько раз соскальзывал с крутого склона, но наконец-таки вскарабкался наверх, раздвинул ветви кустов и удобно улегся под ними. Наблюдательный пункт выбран был прекрасно. Оставалось только спокойно лежать и ждать, а когда они уже разобьются, выйти на тракт и вернуться в городок. Никто не сможет обвинить его в том, что это он сделал завал, никто его не видел, а тот мужик, с которым он ехал от вицкуновской корчмы, двигался в сторону Ошмяны. Да он и не знал, кого вез. А этих найдут только утром. Ночью по боковой дороге никто не ездит – это же не главный тракт, по которому фурманки направляются к утреннему поезду или за кирпичом в Людвиково.

«Конечно, кое-какие подозрения могут возникнуть, – думал Зенон. – Я не раз грозился отомстить. Но никаких доказательств против меня не найдут. А они за то, что мне сделали, заплатят сполна… Да еще полюбуюсь этим зрелищем… Не каждый день такое случается!..»

Проходили минуты, которые казались ему часами. Рокот мотора приближался, становился все громче. Уже не более полукилометра отделяло пару от неизбежной катастрофы.

«Разве что черт их убережет», – промелькнуло в голове Зенона.

Но Чинского ничто не уберегло. Наоборот, он заметил, что становится довольно прохладно, и подумал, что Марыся может простудиться. А поскольку за мостиком дорога была намного лучше, он прибавил газу.

Сноп яркого белого света перед ним вонзался в темноту, раздвигал ее в стороны, прокладывая дорогу. Еще два поворота, за вторым будет небольшой, довольно плавный подъем, а там уже и тракт. Лешек думал о завтрашнем дне, о решающем разговоре с родителями, о том, как представит им Марысю, о своем огромном счастье, о вечерах, которые они станут проводить вдвоем, об утрах, когда, просыпаясь, они в тысячный раз будут убеждаться, что их счастье не было только сном, что оно реально и осязаемо… Он представлял себе стол, накрытый на двоих, ее, такую веселую, сияющую и светлую, как она заботится о его доме, об их гнездышке…

И вдруг увидел…

Прежде чем мысль успела промелькнуть у него в голове, прежде чем он понял, что приближается смерть, Лешек машинально нажал на тормоз, мгновенно опустил ноги с педалей на землю и вонзил каблуки в несущуюся под колесами дорогу. Завыли от отчаянного усилия покрышки, рыжий щебень двумя фонтанами брызнул в стороны, и в следующее мгновение раздался глухой треск от сильного удара.