Тадеуш Доленга-Мостович - Знахарь

– Ну, это ерунда. А еще что?..

– А еще Антоний. Его ведь за ту кражу и за то, что вроде как лечит незаконно, на три года в тюрьму посадили.

– Это невозможно!

– Возможно, раз посадили.

И Зоня подробно рассказала Чинскому, как и что произошло.

– Мы тут думали да рядили, как его спасать, только что тут сделаешь, – заключила она. – А теперь прошу прощения, мне надо по хозяйству заняться. А Марыся уж скоро подойдет.

Она вышла, и Лешек с умилением стал разглядывать все мелочи, находившиеся в комнате. Везде тут сказывалась Марысина любовь к чистоте и красоте. Сколько ж пришлось потрудиться ее бедным ручкам!

«Теперь все это кончится», – думал он, и его охватывала огромная радость.

За окнами пошел снег, огромные его хлопья падали все гущи гуще.

«Не заблудилась бы только», – забеспокоился он.

Вдруг он услышал в сенях топот – кто-то стряхивал снег с башмаков. Он был уверен, что это она. Встал посреди комнаты и застыл в ожидании. Дверь открылась. Марыся остановилась на пороге, вскрикнула и упала бы, если бы он вовремя не подхватил ее в объятия. Он осыпал поцелуями ее лицо, глаза, от тепла его ладоней таял снег на ее пальтишке.

Девушка понемногу приходила в себя.

– Любимая моя, единственная, – шептал Лешек. – Счастье мое… наконец ты рядом, жива и здорова… и моя… Все объединились против нас, но теперь уже ничто нас не разделит, ничто не разлучит… Ты, наверное, думала, что я плохой, что забыл тебя… Но это неправда! Клянусь тебе, это неправда! Скажи, что ты мне веришь!

Она прижалась к нему.

– Верю, верю, верю…

– И любишь меня еще?

– Люблю. Люблю тебя больше, чем когда бы то ни было.

– Солнышко мое! Чудо мое! А скажи, ты плохо обо мне думала?..

Он заметил в ее глазах неуверенность.

– Нет, плохо не думала, – наконец ответила Марыся. – Совсем нет. Только мне было ужасно грустно. Я ждала… Так долго ждала… Столько дней.

– Поверь мне, – он вдруг стал серьезен, – ты и так оказалась счастливее меня. Я тоже с трудом пережил столько дней, только были они во сто крат, в миллион тяжелее твоих. Потому что я ничего не ждал.

Он умолк, потом добавил:

– Меня обманули.

Она тряхнула головой и недоуменно посмотрела на него.

– Не понимаю.

Но Лешеку все-таки трудно было сказать ей правду. Наконец он выдавил из себя:

– От меня скрывали, что ты… выжила. Нет, я не думаю, что это было сделано нарочно, с дурными целями. Поначалу твое состояние и в самом деле было безнадежным, а потом… Но ведь никто не знал, что ты для меня – это весь мир. Вот и не сообщили мне.

Она кивнула, в глазах ее блеснули слезы.

– Теперь уж я знаю, теперь понимаю… И… и грустно тебе было… что я умерла?

– Грустно ли? – вскрикнул он. – Марыся! Вот тебе доказательства! Держи!..

Он сунул руку в один карман, в другой, напрасно обшарил всю одежду.

– Должно быть, я оставил эти письма в Людвикове на письменном столе. Но завтра ты их все прочитаешь.

– Лешек, ты писал мне? – удивилась она.

– Не тебе, счастье ты мое! – возразил он и прикусил губу. – Это были прощальные письма. Родителям, друзьям. Я вернулся вчера вечером, сегодня утром написал их. А вечером…

Он посмотрел на темные оконные стекла, до половины заметенные снегом.

– В это время меня уже не было бы в живых.

– Лешек! – в ужасе воскликнула Марыся.

– А зачем мне было жить без тебя?!

Он прижал ее к себе, по щекам обоих крупными каплями катились слезы, смешиваясь между собой. Молодые люди оплакивали уже минувшее страшное прошлое, отчаяние, сердечные печали, которые сгорели в их душах дотла, плакали над своим счастьем, таким огромным, таким безмерным, что они чувствовали себя потерявшимися в его безграничных просторах, маленькими и несмелыми.

Лешек не ошибся. Поспешно покидая дом в расстроенных чувствах, он действительно оставил письма на столе, рядом с неподписанными конвертами. После его отъезда в Людвикове царила полная неразбериха. У экономки пани Михалевской от избытка переживаний начались судороги, а потом, когда ее удалось более или менее успокоить, она стала так путано пересказывать разговор с Лешеком, что прошло немало времени, прежде чем удалось понять, что и почему произошло.

Установить, что же все-таки на самом деле случилось, удалось только благодаря господину Чинскому, за которым, конечно, тут же послали на фабрику. Он не ограничился расспросами Михалеси. От прислуги он узнал, что Лешек вызвал садовника, а тот рассказал, что ему велено было срезать самые красивые цветы в оранжерее.