Тадеуш Доленга-Мостович - Знахарь

Это требовало кары! И он должен сам свершить правосудие и наказать себя, потому как только такое наказание реабилитирует Марысю, очистит память любимого, самого дорогого для него существа…

Поезд остановился на маленькой, такой знакомой станции. На перроне стояли госпожа Чинская, Тита Зенович, ее сестра Анелька, кузен Кароль, его жена Жюлька и еще несколько членов семьи, которые обычно съезжались в Людвиково на Рождество.

Мимолетная полуулыбка, с которой Лешек здоровался со всеми, никого не обманула: она едва сходила за проявление вежливости. Они сознательно приехали встречать его шумной, восторженной компанией, чтобы сразу расшевелить и развлечь, втянуть в свои беззаботные и обычные дела. Только одна Анелька молча приглядывалась к нему как будто с сочувствием.

– Как же он похудел и как печален, – вполголоса сказала она госпоже Чинской.

– Постарайся его развеселить и делай вид, что не замечаешь в нем никаких перемен, – попросила Чинская, стиснув ей руку.

Четыре упряжки с санями, позвякивая бубенчиками, лихо выкатились к людвиковскому дворцу, будто на масленичных катаниях. И потом целый день Лешека ни на минуту не оставляли одного. В гостиной наперебой играли то радио, то граммофон.

И только после ужина он наконец остался один у себя в комнате. Тут ничего не изменилось за время его отсутствия. Он с тревогой заглянул в ящик письменного стола. Дневник Марыси лежал на своем месте.

Всю ночь напролет Лешек читал его, по нескольку раз возвращаясь к страницам, содержание которых, да что там, чуть ли не каждое слово, он так хорошо помнил. Заснул он только под утро и проснулся поздно. Слуга принес завтрак и сообщил:

– Господин хозяин на фабрике и велел спросить, не захотите ли вы туда заглянуть.

– Нет, – покачал головой Лешек. – Но я прошу вас позвать садовника.

– Хорошо!

– В оранжерее сейчас много цветов?

– Как всегда к празднику. Особенно хороши в этом году розы.

После завтрака пришел садовник, и они вместе отправились в оранжерею. Лешек указывал удивленному работнику все новые и новые цветы, а под конец сказал:

– Это все попрошу срезать.

– Срезать?!

– Да. И запаковать.

– А куда это отослать?

– Я сам все заберу.

– Так господин инженер уезжает?

Лешек ничего не ответил и направился к выходу.

– Простите, пожалуйста, – задержал его садовник, – но вы велели срезать почти все цветы. Это не мое дело, конечно. Только я не знаю, как госпожа…

– Хорошо. Прошу вас сказать обо всем госпоже и спросить, не будет ли она возражать.

– Но хозяйка поехала автомобилем на станцию и вернется только к обеду.

– Тогда спросите ее после обеда. Я тоже поеду только после обеда.

Лешек не сомневался, что мать согласится даже на еще большее опустошение оранжереи. Она ведь сразу догадается, зачем ему понадобились цветы.

Он вернулся к себе в комнату и принялся писать письма. Самое длинное было адресовано родителям. Короткие и дружеские – нескольким приятелям. Затем он написал официальное заявление в полицию и послание госпоже Шкопковой. Последнее было для него особенно важным. Оно должно было восстановить репутацию Марыси, реабилитировать ее в глазах всего города.

Он как раз закончил писать, когда в дверь постучала экономка, пани Михалевская. Вчера она не успела поздороваться с Лешеком. У нее было слишком много работы, как и всегда перед праздником. А теперь, узнав, что Лешек уезжает после обеда, она оторвалась от выпечки сдобы, отдав ее в умелые или не слишком умелые руки повара, только бы повидаться с молодым хозяином и выразить ему свою радость по поводу того, что снова, благодарение Господу, видит его здоровым. Она стала рассказывать, как все в округе расспрашивали, что и как у него, кто что говорил, кто что делал…

Лешек слушал ее болтовню, и ему вдруг пришло в голову, что эта женщина – живая хроника всего округа, а значит, она наверняка знает то, о чем ему не хотелось бы расспрашивать в городе.

– Михалеся моя дорогая, – сказал он, – у меня к тебе просьба.

– Просьба?

– Не знаешь ли ты, Михалеся… – у него задрожал голос, – не можешь ли ты мне сказать… где… похоронили…

– Кого?

– Где похоронили ту… девушку, что погибла во время аварии?..

Женщина даже рот раскрыла от удивления.

– В какой аварии?

– Ну… той, в какую она попала вместе со мной! – Он явно терял терпение.

– Иисус и Мария! – вскрикнула Михалеся. – Да что ж вы такое говорите, господин Лешек! Как же ее могли похоронить?! Вы ведь про Марысю спрашиваете?.. Что у Шкопковой служила?.. Так она жива!