Леонид Сергеев - До встречи на небесах

— Смотри, не чокнись на своей популярности.

— Не дали премию! — возмущался он. — Да они там все повязаны, дают только «своим». А на премию Казакова даже не выдвинули, гады! А мой рассказ «Дальнее облако» — типичная казаковская проза (рассказ, действительно, хороший).

Недавно Штокман спросил у Тарловского:

— Что пишешь?

— Да, так, делаю адаптации, — протянул наш герой.

— А свое не хочешь написать?

— Нет.

— Это конец! — безжалостно изрек критик и прозаик, и тем самым убил несчастного Тарловского наповал.

Как-то Штокман завел с Тарловским тяжелый разговор о расстреле парламента (с Тарловским, который нельзя сказать, что совершенно аполитичен — он в курсе всего, но ему глубоко начхать на жизнь страны — устроить бы собственную жизнь).

— …Там и с той, и с другой стороны были негодяи, — только и вякнул мой друг с разбитой судьбой.

— Ну, это вы так считаете, — резко бросил Штокман.

— Ты уже со мной на «вы»? — усмехнулся Тарловский, не понимая, что Штокман имел в виду евреев.

— А я иногда забываюсь, — схитрил полунемец (у него стойкая неприязнь к «богоизбранным» и он жутко обижается, когда в его фамилии слышат что-то «еврейское»).

Не знаю, как считает Тарловский, но по-моему, у нас с ним крепкая дружба — можно сказать, особое братство; хотя, не обходится и без трений. Например, он мне все уши прожужжал про никчемный эпизод, который не стоит и выеденного яйца. Однажды мы с Ковалем выпивали в нижнем буфете и вдруг явился он, козленочек. Без всякой задней мысли я сказал:

— Странное дело Марк! Обычно тебя сюда и калачом не заманишь, но когда я встречаюсь с Юркой, ты непременно тут как тут. И как чувствуешь?!

— Что ты этим хотел сказать? — потом вопил мой друг. — Что я вам помешал, да?! И ведь часто такой бред несешь!

Я доказывал ему, что неуклюже пошутил, что он прекрасно знает — я не только друзей, но и просто знакомых зову за наш стол, тем более его, которого всегда рад видеть и которого сам когда-то познакомил с Ковалем — все впустую. Уж если он, дико мнительный, себя накрутил, его не переубедишь — гиблое дело, здесь уже его странность явно переходит в шизуху.

Вообще, мне от него достается больше, чем ему от меня, так я думаю. Чуть ли не раз в неделю он раздраженно трещит:

— У тебя жуткий недостаток — ты недоверчив, как не знаю кто. Чуть что — это идиотское «не может быть!». Все ставишь под сомнение, даже очевидные вещи. Ведешь себя, как дурак.

— Что есть, то есть, — соглашаюсь. — Бывает, находит. Но все ставить под сомнение — вроде, черта ученых. Может, во мне погиб крупный ученый, как ты считаешь?

— Это черта дураков и сумасшедших! — еще больше раскаляется мой друг и делает вид, что готов меня треснуть. — И что прямо бесит — ты не доверяешь тем, кому надо доверять, и доверяешь тем, кому не надо. А потом разочаровываешься, как глупец, делаешь запоздалые открытия. Тебе начнешь что-нибудь рассказывать, а ты все выстраиваешь по-своему, выдумываешь ситуацию. Тебе что-то втемяшится в башку, ни за что не вышибешь, — и дальше совсем из другой оперы: — Пойми, я объективен, а ты нет.

Вот такие у него горькие взбулькивания, так близко к сердцу он, малахольный, и принимает ерундовые обиды и коллекционирует их в памяти (вместе с анекдотами, которых знает кучу), а она у него, я уже говорил, дьявольская (будто магнитофон в голове), но несколько однонаправленная, как у многих, у кого мозги набекрень. Он помнит не только все даты, но и телефоны (даже женщин друзей, с которыми те встречались десять лет назад); помнит, в какой день, в какую погоду произошло то или другое событие, и кто что при этом сказал. В этом Тарловского надо занести в книгу рекордов Гиннеса, а за его чувствительность и ранимость — в Красную книгу.

О телефоне Тарловского разговор особый — он единственный из моих друзей имеет аппарат с определителем (и даже видак — смотрит все фильмы, знает всех западных актеров — опять-таки живет чужой жизнью). Кое-кто из наших общих приятелей жалуется:

— Звоню Марку, не снимает трубку, гад. Я попросил позвонить знакомую, он увидел новый номер, сразу отозвался.

Александр Булаев рассказывал:

— …Сижу у Марка, звонит телефон, он подбегает, смотрит на появившийся номер, соображает, кто звонит, начинает метаться — снять трубку или нет? Понятно — с этим надо выпивать, с тем просто не хочется говорить…

— Все это бредни! — протестует Тарловский. — Я не успеваю снять трубку, а не перезваниваю, потому что номер не всегда появляется.