Леонид Сергеев - До встречи на небесах

Но он решительно останавливает меня:

— Подожди! — и начинает сложнейшие расчеты в голове (у него прямо бухгалтерский ум). — Давай я лучше сбегаю в магазин.

Конечно он прав — глупо транжирить деньги, чтобы через пару дней влезать в долги; он экономит от нашей бедности, но мне кажется, что и разбогатев, Тарловский не стал бы покупать водку в буфете, если на соседней улице ее продают вполовину дешевле. С другой стороны иногда он предается мечтам:

— Если бы я стал богатым, я каждому из друзей дал бы много денег.

Я знаю точно, он сделал бы это. Мне, например, подарил бы новенькую машину, ведь мы с ним замучились чинить мой старый драндулет.

Тарловский не трус (сколько бы я не выпил, едет со мной на машине), но на самолетах не летает и осторожен до смешного. Как-то в лесу, недалеко от моего участка, поднялся сильный ветер.

— Пойдем домой, — буркнул мой друг, с опаской поглядывая на шатающиеся деревья, — а то еще какое повалится и прибьет.

Он красочно рассказал, как в Куйбышеве рухнувшая сосна убила его приятеля.

Каждый в жизни совершает ошибки и временами поступает как поганец. И Тарловский может отчебучить номер. Не раз он зазывал меня с женщинами к себе, но я так ни разу и не воспользовался его гостеприимством. И вот однажды, когда мы с ним выпивали в ЦДЛ, к нам подсела наша общая знакомая Ольга — молодая, красивая, неглупая, но чересчур увлекающаяся женщина (я в шутку ее опекал как папаша, а ей нравилось изображать мою дочь; кое-кто верил, что так и есть на самом деле; ну а Тарловский всегда неровно дышал к ней). Но в тот день красотке надоела наша игра; выпив вина она решила склонить меня к более близким отношениям и зашептала, достаточно громко, чтобы слышал Тарловский:

— Ты давно мне нравишься. Давай разочек переспим. И больше не будем, — и обратилась к Тарловскому: — Приютишь нас?

Это был сильный шаг. Мямля Тарловский, как всегда, начал юлить:

— Не знаю… надо позвонить домой… если б заранее…

Помявшись, он все же подошел к телефону и сделал вид, что разговаривает с квартиранткой; потом вернулся, красный, словно вывалился из ванной:

— Ко мне нельзя.

— Врет негодяй! — громко сказала наша распалившаяся особа.

Я не огорчился, поскольку не очень-то и настраивался на приключение, но понял, что мой друг действительно мелко врет. Позднее он и сам в этом признался (все-таки совестливый, чертяка); а я к этому времени был особенно рад, «слава богу, пронесло, — подумал, — и мы с Ольгой остались друзьями»; еще неизвестно кем мы стали бы после поездки, ведь она была не только молодой и красивой, но и взбалмошной, потерянной, отчаянно пьющей; она вызывала не только симпатию, но и жалость, и наверняка, пришлось бы с ней нянчиться, а у меня и своих забот хватало.

Не так давно Тарловский подвел меня и с книгами. Я издал за свой счет сборник повестей и рассказов и весь тираж (полторы сотни пачек) должны были привезти на грузовике к моему дому. Тарловский обещал помочь перетащить пачки, но даже не позвонил (а я рассчитывал на него); когда же я до него дозвонился, он нагрубил мне и швырнул трубку (пьянствовал с соседом — совсем как Кушак с Мазниным когда-то, но им этого не простит никогда, а себя оправдывал железным голосом).

Правда, двумя годами раньше, когда умер мой пес Дым, я позвонил ему в шесть утра, и удивительная вещь — он поднял трубку! (обычно на ночь телефон отключает — он, нервный, часто страдает бессонницей). И что самое удивительное — я не успел произнести ни одного слова, как он крикнул:

— Леньк, это ты?! Что, Дым умер?!

Это была мистика. Конечно, он знал, что мой четвероногий друг плохо себя чувствует, но чтобы так сразу все понять!.. Такая у него волшебная интуиция! Он приехал, мы отвезли Дыма в наш поселок и закопали в лесу, рядом с могилой моего прежнего друга — Челкаша.

Как-то сидим с Тарловским в ЦДЛ, к стойке подходит Кушак и издали бросает Тарловскому:

— Что взять?

— Ничего не надо, — мотает головой мой «утонченный» собутыльник.

— Если так хочет, пусть возьмет нам по сто грамм, — говорю, — чтобы мы с тобой лучше прочувствовали нашу встречу.

Тарловский обращается к Кушаку:

— Ну, вот он(!) просит(!), — кивает на меня, — чтобы ты взял по сто грамм.

— Ну, что за штучки? — возмущаюсь я. — Он просит! А почему не можешь сказать «возьми нам»?

Вот так умывает руки мой дружок, все сваливает на других, а сам увиливает, отскакивает в сторону — вроде он и не при чем. И это не единичный случай, могу привести еще с десяток. Потом-то будет выкручиваться: «не так выразился» и прочее, но мне от этого не легче.