Такой у него капризный телефон, особенно в момент депрессухи у нашего героя; потом он приведет в порядок мысли, телефон снова работает как надо (в этом я тоже иногда убеждаюсь).
Между делом не мешает сказать несколько слов о Булаеве, которого упомянул, и о Доменове, о котором говорил раньше — двух бывших инженеров, усатых стариков с дряблыми лицами, двух узколобых типов с убогими душами, воспринимающих мир только как бело-черный. Не стану скрывать — этих алкашей и пустозвонов, именно я когда-то сдуру затащил в ЦДЛ и они там прижились. (Ясно, прежде чем вводить в «общество» этих старых придурков, их следовало обтесать). Булаева с Доменовым надо знать — оба гоголевские персонажи (первый — типичный Ноздрев, второй — копия Манилова). Когда они набьют брюхо и начинают что-нибудь шпарить, можно подохнуть от смеха — не от юмора, а от их клинической глупости и бедного словарного запаса.
Скуповатый толстяк, говорун, любитель острых ощущений, Булаев (копия Тартарена) постоянно хвастается, что стал спать с женщинами с четырнадцати лет и сейчас (в шестьдесят) может с ними спать по пять раз за ночь (возможно, именно поэтому женщины зовут его ласково «Буланчик»). Булаев, как герой, тянет только на пару абзацев. Он первостепенный скряга, хотя всю жизнь работал во властных сферах (последнее время крупным начальником в СЭВе) и обогатился, по его словам, как надо.
— Сыну уже тридцать, и за все эти годы Булаев ему не дал и рубля. Ты же знаешь, какой он жмот, — говорила мне его первая жена, сестра моего друга.
Я-то знал. Он частенько хвастался, что на одной книжке у него пятьдесят тысяч долларов и на другой не меньше (после развала страны он работал директором горнодобывающей фирмы, а его третья жена возглавляла несколько мебельных магазинов), но когда я попросил у него на несколько дней триста долларов, которые я нес в типографию и которые у меня стащили, он отказал, да еще брякнул:
— Ездил за границу, а на книги денег нет!
Если уж Булаев потратится на свой день рождения, то потом долго перечисляет, сколько заплатил за водку, бутерброды. Если что сделает для друга, потом трезвонит: «Подарил за столько-то», «угостил за столько-то».
Старого вруна и тупицу Доменова мне критиковать крайне трудно — он мой друг с детства (с Казани) и ему простительно все, но не помешает и его немного пропесочить. Внешне Доменов напоминает страуса — маленькая голова и массивное туловище. Лет двадцать мой друг носил в кармане три проекта: дачи, машины и яхты, которые собирался строить; время от времени вносил в проекты изменения, но до пятидесяти лет так ничего и не построил. Затем его охватила бредовая идея «строительства плавучей гостиницы», которая тоже так и осталась идеей. (Только в пятьдесят пять лет он все же построил дачу; И. Вирко и я помогали ему в поте лица). Ну, а самое смешное — Доменова чуть ли не до пенсии волновал вопрос — можно ли удлинить свое мужское достоинство; и постоянно нас с Вирко поучал:
— Ванную не принимайте — ведет к импотенции. Баня — это вообще смерть. Только теплый душ.
Позднее, женившись на красивой проститутке, он выдал перл:
— Я только сейчас понял, какая тяжелая жизнь у женщин (и это на седьмом десятке!). Так жалко их (но женился все же не из жалости).
Вот такие сексуальные маньяки эти Булаев и Доменов, оба с одним единственным мужским талантом (остальные так глубоко зарыты, что никак не проявляются). Но, естественно, рядом с этими ограниченными дяденьками, мы выглядим немыслимо умными, особенно сейчас, в старости, когда они сосредоточились на простых удовольствиях: побольше пожрать и выпить, подольше поспать. Избавиться от этих прилипал невозможно. Коваль не раз мне говорил:
— Напиши о них роман. И так и назови: «Булаев и Доменов».
Пойду о Тарловском дальше. Он не жадный, но страшно экономный: продукты покупает только на рынке (всегда знает, сколько стоит картошка и огурцы, и сколько они стоили тридцать лет назад); варит борщи, солит рыбу, готовит холодцы, что-то маринует, квасит, хозяйствует одним словом; плотно поесть — для него дело святое. Нередко мне говорит что-нибудь такое:
— Тушеную капусту надо сеть тепленькой, не горячей и не холодной.
Тарловский никогда не покупает выпивку и закуску в буфете ЦДЛ (там с наценкой) — бегает в магазин. Наши буфетчицы ворчат, если выпивку приносят с собой, и когда у нас появляются деньги, я тащу Тарловского к буфету:
— Надоело выпивать из-под стола. Выпьем по-человечески, а то еще бегать куда-то.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу