Гарольд Роббинс - Охотники за удачей

— Подожди, Джонас, — поспешно сказал Мак. — Мне кажется, тебе все же стоит встретиться с ним. Он может доставить нам массу неприятностей. У него ведь останется тридцать процентов.

— Ну и пусть! — огрызнулся я. — Если затеет войну, я ему устрою веселую жизнь.

— Все равно лучше с ним встретиться, — настаивал Мак. — У тебя и так слишком много проблем, чтобы заниматься войной с ним.

Как всегда, он был прав. Я не мог разорваться на шесть частей. Кроме того, раз я решил ставить «Грешницу», мне не нужно, чтобы кто-либо из держателей акций тормозил мне дело.

— Ладно. Позвони ему и пригласи его прийти прямо сейчас.

— Прямо сейчас? — переспросил Мак. — Бог мой! Да ведь сейчас четыре утра!

— Ну и что? Ведь это он настаивает на встрече.

Мак направился к телефону, а я сказал ему вслед:

— А когда поговоришь с ним, позвони Морони и узнай, даст ли мне банк денег для покупки акций Шеффилда, под закладные на кинотеатры.

Зачем без нужды пользоваться собственными деньгами?

Я смотрел, как Шеффилд подносит чашку с кофе ко рту. Его волосы чуть поседели и поредели, но очки на длинном и тонком носу поблескивали по-прежнему хищно. Он переживал поражение с большим достоинством.

— В чем моя ошибка, Джонас? — спросил он спокойно, словно я врач, а он — пациент. — Я был готов заплатить достаточно.

— Сама идея хороша. Но вы предлагали не ту валюту.

— Не понимаю.

— Люди кино — совсем другие. Конечно, они тоже любят деньги. Но кое-что им еще важнее.

— Власть?

Я покачал головой.

— Только отчасти. Больше всего на свете они хотят делать картины. Не просто снимать кино, а создавать вещи, которые принесут им признание. Они хотят, чтобы к ним относились как к творцам.

— И они поверили вам, потому что вы делали картины?

— Наверное, да. — Я улыбнулся. — Когда я снимаю фильм, они чувствуют, что я рискую тем же, чем и они. Не деньгами. Ставится на карту все, что у меня есть: моя репутация, мои способности, моя творческие амбиции.

— Творческие амбиции?

— Это выражение я позаимствовал у Дэвида Вулфа. Он применяет его в отношении режиссеров. Те, у кого они есть, делают прекрасные картины. Те, у кого они отсутствуют, выпускают поделки. В общем, они предпочли меня, потому что я готов, чтобы меня судили в их системе ценностей.

— Понимаю, — задумчиво произнес Шеффилд. — В будущем я не повторю этой ошибки.

— Не сомневаюсь, — ответил я.

Вдруг во мне проснулось подозрение. Все идет чересчур легко. Он слишком спокоен. Но он — боец. А бойцы так легко не сдаются.

Кроме того, весь его подход был несовместим с его стилем. Прежде он обращался к бизнесменам относительно финансов, а на этот раз обратился прямо к людям кино.

Ответ возможен только один. Одно прошествие в Англии начинало обретать смысл.

Я вышел тогда из зала вместе с нашим британским представителем. Мы только что посмотрели пробу Дженни Дентон.

Когда мы вошли в его кабинет, зазвонил телефон. Подняв трубку, он коротко переговорил с кем-то, а потом положил ее и взглянул на меня.

— Звонили из кинотеатров Энгеля. Умоляли дать им материал. Они потеряли свою студию во время первого авианалета. В отличие от остальных компаний, они еще никогда не закупали американские фильмы.

— Ну и что они собираются делать? — спросил я, продолжая думать о пробе.

Впервые после смерти Рины я почувствовал тот особый подъем, который дают только съемки. Ответ я слушал рассеянно:

— Не знаю. У них четыреста кинотеатров, и если они не получат ленты в течение полугода, половину из них придется закрыть.

— Очень жаль, — констатировал я.

Меня это не волновало. Энгель, как и Корда, приехал в Англию из Центральной Европы. Но если Корда сделал ставку на производство, то Энгель занялся кинотеатрами. Он занялся съемками только для того, чтобы обеспечить себе поставки фильмов, и у меня не было причин оплакивать его. Я слышал, что его вложения в Штатах превышали двадцать миллионов долларов.

И вспомнил об этом разговоре только сейчас. Все части головоломки сложились. Захват моей компании стал бы для Энгеля идеальным выходом. И это было как раз в духе его убогого менталитета. Я взглянул на Шеффилда и небрежно спросил:

— А что Энгель планирует делать со своими акциями?

— Не знаю. — Тут он уставился на меня. — Ничего удивительного. Теперь я понимаю, почему у нас ничего не получилось. Вы все знали.

Я не ответил. От меня не ускользнуло изумление Мака, но я сделал вид, что ничего не заметил.