Недостаточно часто, подумал я. Я считал, что матери в этом отношении отличаются от отцов, но оказалось — нет. Все они думают в первую очередь о себе. Это было единственное, что роднило нас с Моникой. Нашим родителям было на нас наплевать. Моя мать умерла, а ее — сбежала с другим мужчиной.
Она взглянула на меня темно-фиолетовыми глазами, и я подумал, что красоту Моника унаследовала от нее.
— Вы увидитесь с ней, когда вернетесь в Штаты, мистер Корд?
— Сомневаюсь. Я живу в Неваде, она — в Нью-Йорке.
Она помолчала, затем снова пристально взглянула на меня.
— Я вам не нравлюсь, не правда ли, мистер Корд?
— Право, я об этом не думал, миссис Холм, — поспешно ответил я. — Мне жаль, если вам так показалось.
Она улыбнулась.
— Нет, вы ничего такого не сказали. Я почувствовала по тому, как вы замкнулись, когда я сказала вам, кто я, — она нервно передвинула ложку. — Амос, наверное, рассказал вам о том, как я убежала, оставив его одного растить ребенка?
— Мы с Уинтропом никогда не были близки. Мы никогда не говорили о вас.
— Вы должны поверить мне, мистер Корд, — прошептала она напряженно. — Я не бросала свою дочь. Я хочу, чтобы она знала это!
Картина не изменилась. Для родителей важнее быть понятыми, чем потрудиться понять.
— Амос Уинтроп был бабник, — сказала она без горечи. — Десять лет нашего брака были сущим адом. Уже во время медового месяца я заставала его с другими. И в конце концов, когда я полюбила порядочного, честного человека, он шантажировал меня и заставил отказаться от дочери, угрожая расстроить карьеру моего возлюбленного.
Я взглянул на нее. Это было похоже на правду. Амос был способен на подобные фокусы.
— А вы не писали Монике об этом? — спросил я.
— Как можно писать о таком собственной дочери?
Я промолчал.
— Лет десять назад Амос сообщил мне, что собирается прислать Монику ко мне. Я подумала тогда, что, когда она узнает меня, я все расскажу ей. Но я прочла в газетах о вашей свадьбе, и Моника так и не приехала.
Дворецкий убрал пустые тарелки и поставил перед нами кофе. Когда он удалился, я спросил:
— И что вы хотите, чтобы я сделал, миссис Холм?
Она испытующе посмотрела на меня. Мне показалось, что ее глаза увлажнились. Но голос ее остался ровным.
— Если вам случится говорить с ней, мистер Корд, скажите ей, что я справлялась о ней, что я думаю о ней и хотела бы с ней связаться.
— Хорошо, миссис Холм, — кивнул я.
* * *
Когда я открыл глаза, рев четырех мощных моторов снова наполнил мне уши. Морриси сидел в кресле и спал, неловко свесив голову набок. Когда я сел, он проснулся.
— Долго я спал? — спросил я.
— Часа четыре.
— Пойду сменю Роджера.
Форрестер повернулся ко мне.
— Похоже, ты сильно устал, — сказал он. — Ты храпел так громко, что мне стало казаться, будто у нас пять моторов, а не четыре.
Я уселся в кресло второго пилота.
— Отдохни немного. Где мы?
— Где-то здесь, — ответил он, ткнув пальцем в карту.
Я взглянул. Мы пролетели над океаном уже около тысячи миль.
— Медленно движемся.
— Сильный встречный ветер.
Я взялся за штурвал, а он поднялся.
— Пойду вздремну.
— Ладно, — сказал я, глянув на стекло фонаря. Начинался дождь.
— Уверен, что сможешь держать глаза открытыми четыре часа?
— Постараюсь.
Роджер рассмеялся.
— То ли я старею, то ли ты покрепче меня, — сказал он. — Мне уже стало казаться, что ты решил перетрахать всех женщин Англии.
Я ухмыльнулся.
— Видя эти бомбежки, я решил взять от жизни все.
Похоже, в этом я был не одинок. Женщины, по-моему, испытывали то же самое. В том, как они предлагали себя, чувствовалось какое-то отчаяние.
Пошел снег, и тяжелые хлопья стали налипать на стекло. Я включил антиобледенитель, и хлопья стали превращаться в воду. Наша скорость упала еще сильнее: значит, ветер усилился.
Когда я вышел из лифта, Робер стоял в дверях. Было четыре утра, но выглядел он свежо, словно отлично выспался. Его темнокожее лицо осветилось улыбкой.
— Доброе утро, мистер Корд. Как долетели?
— Прекрасно, спасибо, Робер.
— Мистер Макалистер в гостиной. Он ждет вас с восьми вечера.
— Пойду поговорю с ним.
— Я подам сэндвичи с мясом и кофе, мистер Корд.
Я остановился и взглянул на него. Этот высокий негр совершенно не старел. Его волосы были все такими же густыми и черными, а фигура — мощной.
— Эй, Робер, знаешь что? Я по тебе скучал!
Он снова улыбнулся. В его улыбке не было фальшивой услужливости.
Читать дальше