Е. Бирман - Рассказы

— Стиль есть стиль, его нужно выдерживать до конца, — осадил ее муж, импозантный мужчина.

— Я затеял эту историю, мне и платить, — сказал невзрачный мужчина, вынул из кошелька две бумажки, разгладил и раздал их.

— Но может быть, она понравится тебе, — сказала элегантная женщина, — она действительно хорошенькая, судя по фотографии, и никаких калейдоскопов не понадобится.

Элегантная женщина не торопится брать деньги.

— Я тоже не одобряю скряжничества, — говорит она, — и есть немало женщин, совершенно искренне и бескорыстно ищущих в связи с мужчиной чего-то вроде отцовской опеки, разумеется, включающей опеку материальную.

— Тогда вы вернете мне деньги, — ответил невзрачный мужчина. Он задумался. — А если из этого и правда что-нибудь получится, как ты думаешь, — спросил он элегантную женщину, — ее можно будет попросить спеть мне что-нибудь, когда я засыпаю?

— Что именно? — спросила элегантная женщина, улыбаясь.

— Не знаю… Например: «Ро-о-о-зовые ро-о-зы…»

Элегантная женщина еще шире улыбнулась, но ничего не ответила.

— Ты не берешься предсказать? — спросил невзрачный мужчина.

— Не берусь.

— Понимаю.

Прошло более получаса после условленного времени, но никто не появлялся. Невзрачный мужчина достал сотовый телефон и набрал номер. Он внимательно слушал голос, предлагавший оставить сообщение после гудка. Он неодобрительно посмотрел на одну из двух женщин, сидевших за соседним столом, ту из них, что перевернула бокал с содовой и теперь, громко смеясь и мешая ему слушать, объясняла сидящей напротив подруге свою неловкость тем, что ей показалось, будто у нее в сумке вдруг забилась небольшая серая мышка. Другая женщина тоже смеялась ей в ответ.

Отчаявшись дождаться оригинальной женщины, не любящей «жадин», упустившей возможность так запросто поужинать и заработать сто пятьдесят долларов, они заказали одинаковые рыбные блюда, съели их без особого аппетита, расплатились и спустились к морю. Элегантная дама и импозантный мужчина вскоре ушли вперед, привычно переругиваясь, а мужчина невзрачный задержался, глядя на море. Он с раздражением подумал о тех двух женщинах за соседним столом. «Им самое место в параде безнадежностей раздела знакомств».

Всю ночь жгли костры. Иногда звучали выстрелы. «Это дети швыряют патроны в огонь», — догадался я и решил записать сына в танцевальный кружок.

Утром я разыскал школу танцев. Меня опередили две женщины. Учительница, маленькая и юркая, схватила первую мамашу и закружилась с ней в танце.

«Ага, матери записывают дочерей, а отцы — сыновей», — догадался я.

— Замечательно! — сказала учительница-пигалица и сделала отметку в журнале.

Теперь она схватила вторую мамашу, но та только подпрыгивала на паркете.

— Ну ничего, — сказала танцевальная дама и что-то долго писала в журнале.

Теперь она подскочила ко мне.

— Не собираюсь танцевать с вами, — сказал я, насупившись.

— А как же я узнаю, есть ли у вашего сына наследственная

склонность к танцам? — Учительница в наигранном удивлении развела руками. Я смотрел на нее и не отвечал.

— Ну ладно, — сказала пигалица и, убежав, вернулась с иголкой. Ловко, словно в маленькую подушечку для иголок на покое, она воткнула иглу мне в нижнюю губу и, когда кончик иголки вышел наружу, принялась обматывать вокруг нее нитку. Пока она это делала, я боялся шевелиться, но когда закончила, я спросил:

— Зачем это? — Странное дело, оказывается, иголка с ниткой в губе совершенно не мешают мне говорить.

— А зачем Аврам поднялся из Ура Халдейского и пошел в землю Ханаанскую? — спросила она.

— Чтобы стать Авраамом, — ответил уверенно я.

— Ну, вот — спокойно и рассудительно сказала ученая пигалица и сделала легкое па.

— Немедленно выньте иголку из моей губы, — потребовал я.

— Куда же я ее дену? — удивилась танцовщица.

— Пришпильте к моей рубашке.

— Ладно, — согласилась она добродушно.

На моей белой без кармашков рубахе с очень жестким красивым воротником, на груди (где сердце), иголка с обмотанной вокруг нее голубой нитью выглядела настоящей орденской планкой.

Я шел домой и был очень горд собою — мой сын будет уметь танцевать!

Я зашел в парикмахерскую побриться. Я не стал выбирать мастера и достался не мужчине и женщине — парикмахерам, а подростку.

Он побрил меня, но я не ушел, а сел в мягкое кресло для ожидающих — листать журналы, которые обычно лежат в парикмахерских.