Анхелес Касо - Навстречу ветру

Она стала искать работу тем же утром. Одну за другой навестила всех своих подруг, чтобы сообщить им о своем положении, хотя и не стала пояснять причины, по которым она покинула семью Монтейро, и даже пошла к священнику церкви, куда она обычно ходила слушать мессу. Но создавалось впечатление, что у всех обеспеченных семей в Прайе было достаточно прислуги, потому что никто ничего не знал о возможном трудоустройстве. Наконец, в один из дней, когда Сан уже почти отчаялась и осталась без денег, несмотря на то, что почти ничего не ела две недели, чтобы сэкономить, она проходила мимо одной конторы на улице Андраде Корву и заметила объявление, предлагавшее вакансию администратора. «Бюро Омеро». Так называлась контора. Сан вспомнила пса доньи Натерсии, и у нее забилось сердце. Ей это показалось хорошим знаком. Она зашла. Внутри было большое светлое помещение, покрашенное белой краской. Четыре стола были заняты женщинами. Одна из них, круглая негритянка в платье с синими и оранжевыми цветами, делавшем ее еще более крупной, улыбнулась:

— Что хочешь, девушка?

— Работу.

Женщина засмеялась. Этот смех был такой же большой, как и она сама, он наполнил всю комнату и распространился за пределы стен, выплескиваясь на улицы через окна.

— Хорошо, давай побеседуем.

И они поговорили. Через пятнадцать минут Сан вышла оттуда, договорившись приступить к работе на следующий день. Донья Бенвинда даже выдала ей три тысячи эскудо в качестве аванса к жалованью. Не нужно было, чтобы Сан ее об этом просила, она сама поняла, что девушка, искавшая работу вот уже пятнадцать дней, скорее всего, нуждается в средствах.

В чем у доньи Бенвинды не было недостатка, так это в воображении, чтобы понимать, что происходит с окружающими. В действительности, дело было не в фантазии, а в опыте. У нее была непростая судьба. Она родилась в Портеле, жалкой и серой деревушке на острове Фогу, в самом кратере огромного вулкана, где и росла в условиях засух и голода, лихорадки и дизентерии. С детства Бенвинда привыкла к тому, что смерть — часть жизни, и что она приходит жестоким образом. У нее самой умерло несколько братьев, она не помнила, сколько именно, и в десять лет, когда ее мать тоже умерла, у нее на попечении остались четверо малышей и дом. К тому же ей нужно было помогать отцу, который держал жалкую таверну, засаленную и смрадную, в которой он подавал деревенским пьяницам отвратительный грог и кое-какие горячие напитки. Она скоро узнала, что ей нужно защищаться от мужчин. Некоторые посетители, когда ее отец по какой-нибудь причине уходил на несколько минут, пытались, еле держась на ногах и отрыгивая, потрогать ее или поцеловать в губы. Она научилась ускользать от них, раздавать им толчки, которые заканчивались для них на полу, и даже пинать их коленом между ног, если кто-нибудь из них оказывался очень настойчивым.

Невольно она осознала, что за выживание ведется ежедневная борьба, нелегкое и управляемое усилие сознания, в котором должны смешиваться эгоизм и великодушие, коварство и доверие: твердо потребовать у отца, чтобы он дал ей денег на еду, и при этом проследить, чтобы он поужинал, когда приходил домой слишком пьяный. Не позволять, чтобы братья украли у нее ее порцию пищи, но с удовольствием уступать ее, когда кто-то из них болеет. Помогать женщинам из деревни при необходимости, не давая им считать, что она всегда в их распоряжении. Ограничивать мужчин, и в то же время давать им в долг, когда они выпивали, еще не получив жалованье. Да, Бенвинда, будучи еще девочкой, поняла, что надо давать и отнимать, ласкать и бить, улыбаться и скандалить, в сложном равновесии, которое ей, тем не менее, удалось достигнуть без труда. Как будто она родилась уже мудрой.

Она жила так много лет, в паутине, в которой важно было только не умереть с голоду и не дать ни одному мужчине изнасиловать себя. Тем не менее, вокруг нее витала атмосфера прозрачности, света, характерная для веселых людей. Иногда в ночной тишине в деревне, когда все уже легли спать, был слышен ее хохот, взрыв смеха, вырывавшийся у нее в ответ на любую глупость, сказанную в шутку кем-то из ее братьев, и витал в воздухе, как беспечные ночные мотыльки. Бенвинда постоянно смеялась. Внутри ее было нечто, защищающее от невзгод, словно какая-то мягкость покрывала ее сознание и заставляла грусть от него отскакивать. Не то чтобы она ее не переживала и не чувствовала. Она страдала, как и все, когда был повод. Но в горе и в боли она всегда находила нить, за которую нужно было сильно держаться, нить, крепко связанную с оптимизмом, окружавшим ее, оттесняя безнадежность. В тяжелые моменты Бенвинда никогда не переставала думать о том, что все поправится. И если она тихо плакала по ночам в своей кровати, обнимая кого-нибудь из своих спящих братьев, наутро она просыпалась, полная сил, готовая сделать все необходимое, чтобы день оказался сносным не только для нее, но и для всех близких людей.