Джонатан Бейн - Фанатка

Одни лишь голые стены и бетонные полы.

Казалось, тут уже много лет не живут.

В груди сдавило, и стало больно дышать. Питер торопливо прошел к спальне, толкнул дверь, включил свет. Пустая коробка — ни книжных полок, ни тайника, ни витража с изображением Девы Марии, которая благословляла каждый шаг Дины.

Ничегошеньки из того, что Питер себе представлял.

Он заглянул в ванную комнату. Пусто. Одни лишь пятна сырости, да белая плесень, да гнилой запашок.

Питер подошел к раковине, взялся за ее края, пытаясь отсрочить бесславное возвращение вниз, и повернул кран холодной воды. Кран фыркнул, хрюкнул, задохнулся, но затем из него все-таки полилась тонкая струйка. Питер набрал пригоршню, плеснул на лицо, потом еще и еще. Наконец он выпрямился и увидел свое отражение в зеркале.

Бледный, дрожащий, словно увидал привидение.

Или как будто его потерял.

— Чем-то накачался, парень?

Рауль окинул его цепким взглядом; нахмурился озабоченно и в то же время с долей презрения. Он в жизни не пускал на порог наркоманов — и уж конечно, не собирался делать это сейчас. И хотя до сих пор он ни разу не выказал Питеру Робертсону неуважения, ясно как белый день, что настало время дать ему от ворот поворот.

— Нет, я… э-э…

— Чушь!

— Ничем не накачался, — внятно проговорил Питер, собравшись. — Клянусь. — Он оглянулся через плечо, отчего Рауль приоткрыл дверь чуть шире и настороженно глянул на улицу.

— Тогда чего ты тут ищешь? — спросил громила.

— Ничего. Совсем ничего. Я просто… — Он встряхнул головой и постарался сосредоточиться. «Ты это можешь, можешь, можешь», — твердил он себе, думая о Джулианне и Кимберли, и даже о Гручо.

Успокоился, насколько мог. Притушил собственный страх, отогнал паранойю. И твердо проговорил:

— Можно войти?

Рауль еще раз с сомнением в него вгляделся, затем открыл дверь ровно настолько, чтобы Питер мог пройти, не шире. Предупредил:

— Только не забудь, где находишься.

— Вы один? — спросил Питер.

— А тебе зачем?

— Ну, просто я… не хочу, чтобы меня еще кто-нибудь услышал.

— С чего это вдруг? У тебя появилось, что скрывать?

— Мне нужен совет.

Рауль засмеялся:

— Совет?

— Да.

— Мой? Какого рожна?

— Речь о… о девушке.

— И что, ты вообразил, будто я понимаю их лучше всех прочих? У меня есть тайное знание, почему они делают все то дерьмо, которое делают?

— Она тайком пробралась ко мне в дом.

— Да что ты говоришь!

— Уже дважды. — Питер подумал и уточнил: — Нет, трижды. Три раза она была там. Что бы вы сделали?

— У меня бы такого не случилось, — ответил Рауль шутливо.

Питер даже не улыбнулся, и громила добавил:

— Ты всерьез меня спрашиваешь?

— Я не знаю, как с этим быть.

— Но хочешь, чтобы кто-нибудь этим занялся?

— Хочу, чтобы оно закончилось.

Рауль чуть поразмыслил:

— Ладно. Тогда в следующий раз лично я сидел бы себе тихо, поджидая ту суку, с дубиной в одной руке и с чертовой «береттой» в другой. — Он наставил указательный палец на дверь, будто ствол пистолета. — Пух! И дело с концом. Ты слышал мой совет. Последуй ему.

Глядя вслед Питеру, уходившему по улице прочь, Рауль сказал себе, что больше писателя в дом не пустит. Тот уже в сумеречной зоне, а Раулю и без него хватает в жизни безумия.

Внезапно он почувствовал, что продрог. Было гораздо холоднее, чем положено для ранней осени, а Рауль терпеть не мог холод. Когда Сочок возвратится, ей придется его согреть: у девчонки это славно получается. Чувствуя, как по спине ползут мурашки, Рауль взглянул на часы, прикидывая, когда придет девушка, и закрыл дверь квартиры.

Дина выждала несколько мгновений и выступила из тени, где скрывалась. Вытащила из сумки наручники — те самые, со стола у Питера в кабинете, — и, держа их за спиной, подошла к двери Рауля и позвонила.

«Вот уж он удивится, когда меня снова увидит», — подумала она.

Ему надо что-то решить.

Ему приходится защищаться.

Сейчас — не тот случай, когда можно сидеть и ждать. И дождаться, что будет слишком поздно. Потом уже сделанного не воротишь и ничего не исправишь. А кто знает, каких дров Дина может наломать. Не угадаешь наперед, что она выкинет.

Устроившись на старом темно-зеленом диване, Питер наблюдал за Кимберли, которая играла в игрушки на полу.

Если с ней что-нибудь случится, он себе не простит.

Он просто не сможет жить.