Джонатан Бейн - Фанатка

Остановился на пороге.

Никого.

Даже Сандра куда-то делась.

Осторожно ступив внутрь, Питер огляделся, высматривая признаки жизни. Прошел мимо стола секретарши, заглянул в кабинет Майка.

Рукопись в коробке лежала на столе, как он ее оставил.

— Что-то забыли?

Он круто обернулся, сжав кулаки. И оказался лицом к лицу с неслышно подошедшей Сандрой. Она охнула — Питер ее напугал.

— Извините, — пробормотал он. — Я… э-э… мне показалось, к вам сюда входил мой приятель, а я уже нажал кнопку в лифте…

Улыбнувшись своей теплой улыбкой, Сандра ответила:

— Нет, что вы. Кроме вас, никого не было. День сегодня тихий, народу нет. По пятницам всегда так.

Потряхивая головой, которая была полна непрошеных видений, и пытаясь их оттуда вытрясти, Питер снова вошел в лифт. Дверцы закрылись, кабина поехала.

Он смотрел на табло, где загорались и гасли номера этажей, мимо которых проезжала кабина. И вдруг заметил рядом маленькое круглое зеркальце. Что-то в нем такое было… Человеческое лицо.

Глаза смотрели прямо на него.

Сквозь него.

Дина.

Задохнувшись, Питер уставился в пол. Сунул руку на дно сумки, отыскал то единственное, что давало ему ощущение уверенности и безопасности. Крепко сжал рукоять пистолета. И не отпускал ее, словно от этого зависела его жизнь.

Не оборачиваясь, не осмеливаясь снова взглянуть вверх, он ожидал, когда лифт звякнет, сообщая, что Питер прибыл на нужный этаж.

Он ринулся вон из кабины, чуть только открылась дверь. Двинулся дальше целеустремленно, подобравшись, словно готовый к нападению злоумышленника или злобной собаки.

Море лиц. От них вдруг закружилась голова. Тронулись с места и поплыли ярко-розовые мраморные стены, колонны. В мозгу замелькали кадры из фильма: Питер взбирается на эти стены, поворачивается, падает, стреляет с обеих рук. Его противник — Дина. Ее лицо внезапно множится, уже все кругом — мужчины, женщины, дети — на одно лицо. Куда ни глянь, всюду ее лица. Они смыкаются, движутся к Питеру.

В груди так стеснилось, что невозможно было дышать, левая рука онемела. Питер наткнулся на мраморную колонну, на ощупь двинулся вокруг нее, пытаясь спрятаться от бесчисленных врагов по имени Дина, что толпой валили из кабины лифта.

Он крепко сжал рукоять пистолета.

Он ждал.

Заставлял себя дышать: вдох — выдох.

Пытался утихомирить кровь, которая отчаянно стучала в висках.

Колотил левой рукой по колонне, чтобы заставить кровь двигаться по сосудам, бил, пока онемевшая рука не почувствовала боль.

Он ждал.

Дину.

Но Дина.

Не появилась.

На этот раз она не плакала.

Она ждала на ступеньках, глядя, как он бежит со всех ног, словно торопясь спасти ее жизнь.

— Папа, ты опять про меня забыл, — упрекнула Кимберли, когда он подбежал совсем близко. — Надеюсь, ты не забудешь прийти на урок через неделю. Ты помнишь: на показ и рассказ.

Он подхватил ее на руки:

— Да, Тыковка, конечно. Как я могу про тебя забыть? Ни за что.

— Сегодня-то — ладно, — сказала Кимберли. — Со мной была одна милая тетя.

— Какая тетя? — Озадаченный Питер поставил Кимберли наземь и сел перед ней на корточки, так что они оказались глаза в глаза.

— Очень красивая, — ответила дочка. — У нее черные волосы. И она даже знала, как меня зовут.

У Питера захолонуло сердце:

— Что она тебе сказала?

— Что она — самая главная поклонница моего папы.

Питер вскочил, крутанулся вокруг своей оси, чувствуя, как завертелась навстречу улица, пытаясь высмотреть ее, углядеть, где она затаилась. И как только ей удалось его опередить? Откуда ей знать, в какую школу ходит Кимберли?

Дочка потянула его за рукав:

— Папа, пойдем домой.

— Конечно, — он взял ее за руку. Крепко сжал маленькую хрупкую ладошку. — Идем.

— Тетя сказала, нас там ждет сюрприз.

— Дома?

— Угм.

Жизнь, как он ее знал, мгновенной вспышкой пронеслась перед мысленным взором. Скверный фильм обо всем, что он считал само собой разумеющимся: все разбито вдребезги и брошено в огонь. Шли конечные титры фильма — слишком быстро мелькали, Питер не мог их прочесть. Не понять, кого же винить во всем этом.

Резко выдохнув, он подхватил дочь на руки и побежал.

Домой.

Зная, что единственное имя в этих титрах — его собственное.

Гручо не был чистокровным псом.

Хозяева от него отказались, и Питер забрал его из приюта для животных за день до того, как Гручо должны были усыпить. Пес был помесью лабрадора с чем-то, желтого окраса. В то время ему было года полтора или чуть меньше; он уже вырос, но был по-щенячьи весел, ничему не обучен, и после какой-то передряги от хвоста у него осталась лишь половина. Он множество раз переходил от одних хозяев к другим, ни у кого не задерживаясь.