Борис ШТЕЙМАН - Ночная пуля

Кажется, я не выключил огонь под кашей. Одеваюсь и мчусь к себе. Элла будет сердиться, что ушел не попрощавшись. В конце концов, я ей ничего не обещал, а дома может быть пожар. Конечно, газ выключен, и поверхность каши уже покрылась сире­невой пленкой. Мне нравится безвременье, когда дряхлеет власть. Никаких гарантий извне. Никакой уверенности в завт­рашнем дне. Скорей это и есть настоящее время, а остальное - болото с дурными испарениями. Только теперь начинаешь чувст­вовать "сейчас", когда в любой момент оно может прерваться. Деньги превратились в труху. Только натуральный обмен. Я те­бе подзорную трубу, чтоб пораньше увидеть врага, ты мне - мешок сухарей, чтоб не помереть с голода. Главное же – это игра! Мы все с нетерпением ждем вечера, чтобы снова испытать судьбу. Конечно, без Ильича будет плохо. Теперь можно признать, что он был лучшим игроком из нас.

Давайте помянем Ильича! - предлагаю я.

Мы молча выпиваем. И также в молчании, не сговариваясь, играем распасовку. У меня еще в запасе две бутылки су­хого. Завтра моя очередь. А сегодня ласкает небо коньяк Сереги. Игра постепенно становится все более жесткой и интен­сивной. Серега совершает грубейшую ошибку - проносит пику. Мне кажется, он по своему обыкновению уже до игры хорошо принял. Михалыч довольно улыбается. Молча, презрительно смот­рю на Серегу. Он чувствует себя виноватым... Эти странные карточные комбинации. Если мы лишимся еще одного партнера, придется пилить гусарика. Интересно, кто следующий? Прямо "Прощальная симфония"... У Михалыча сытый, уверенный вид. Догадываюсь о причине. Его вдохновляет малышка Эн.

Я не на шутку увлекся живописью. Элла принесла мне гол­ландские краски и замечательные кисти. В оснастке - полови­на успеха. Вначале я собирался изобразить чрево кита, а внутри нас, сидящих за столиком и увлеченных игрой. Хотелось с максимальным натурализмом изобразить внутренности этого огромного млекопитающего, медленно плывущего на глубине моря-океяна. Но по не зависящим от меня причинам вместо кита получился обыкновенный российский лещ. Мне кажется, если бы я сумел заключить свои творения в такие же роскошные рамы, как у Михалыча, то мои полотна были бы лучше, чем его. У меня колоссальные планы. Хочется написать несколько натюр­мортов с кашей из детского питания. Думаю изобразить почер­невшую от времени керосинку с маленьким закопченным слюдяным оконцем, за которым трепещет язычок пламени. А на ней стоит светлый, слегка помятый алюминиевый ковшик, в нем закипает каша из "Здоровья" с гречневой мукой. На сизо-кофейной по­верхности образуются лопающиеся пузырьки. Можно было бы даже создать серию картин. Отразить разные стадии кипения с тон­чайшей цветовой нюансировкой. И взять разные типы каш, с ри­совой мукой, гречневой, манной... Не знаю, удастся ли мне все это отписать надлежащим образом... Во время работы меня­ется психическая деятельность, время уплотняется, доставляя странное, сродни наркотическому, наслаждение.

Настолько погрузился в письмо, что не заметил, как вошла Элла.

- Я принесла тебе кобальт, - говорит она сухо, протяги­вая мне тюбик. - Без него не удастся изобразить спинку кита!

"Спинку"... Так нежно про эту громадину! Элла очень опыт­на в этих вопросах, и я прислушиваюсь к ее советам. У нее очень красивые ключицы и совершенно волшебная длинная ложбин­ка, идущая вдоль спины. Особенно когда она упирается руками в буфет.

- Помнишь этих лысых собак? Ну, похожих на борзых? На картинах старых мастеров? - спрашиваю я.

- Грейхаунды, - отвечает Элла. Мне кажется, что нет та­кого, чего бы она не знала. Восхитительная женщина! - У нас их практически нет. Две-три, от силы. Фантастически дорогие! Михалыч хотел такую, прямо извел!

- Я бы тоже не отказался. И вообще было бы неплохо по­жить некоторое время в какой-нибудь старинной картине. На большом столе окорока, большие стеклянные бокалы с вином, не­плохо приготовленная дичь. Вдобавок обнимаешь пышную женщи­ну, одетую в коричневое бархатное платье с большим белым кружевным воротником... И главное - полная неподвижность!

- Неужели ты думаешь, что кто-нибудь принимает тебя за Льва Николаевича? - неожиданно ошарашивает меня Элла. - По­смотри на себя в зеркало! У того были большие усы, крупные черты лица! Он был ниже среднего роста! И ты! Вы же антиподы!

"Что-то случилось! Интересно, что?" - думаю я, медленно вытираю руки, чтобы выиграть время, не торопясь, иду к швей­ной машине. Она стоит у меня на видном месте. Материал по­стоянно заправлен. Меня такими выпадами не собьешь! Сажусь за столик, начинаю шить, строчка получается изрядно кривой.