Борис Штейман - Такая невероятная жизнь. Юмористические рассказы

© Борис Евгеньевич Штейман, 2019

ISBN 978-5-0050-9973-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В ухе у Сергея Иваныча поселились Манюськины. Сначала прибыл сам Манюськин, как говорится, на рекогносцировку. Проверил прежде всего наковаленку с молоточком. С плохим инструментом какая работа? А они у Сергея Иваныча в полном порядке содержались. Обжился немного, осмотрелся и вызвал своих: жену Манюськину и сыночка. А уже потом и бабка манюськинская притащилась. Целыми днями шум, гам, варят, парят что-то. Еще вдобавок дочурка родилась у Манюськиных. Никакого житья не стало Сергею Иванычу. А у него ответственная работа – совещания, заседания разные. А тут, сами понимаете!

Не выдержал Сергей Иваныч и пошел к ухо-горло-носу. Как увидела Сергея Иваныча ухо-горло-носиха, так испугалась невозможно:

– Что случилось, Сергей Иваныч?

– Да вот эти, ну как их там, в ухе! Житья не дают! – чуть не плачет Сергей Иваныч.

Посмотрела ухо-горло-носиха и вздохнула с облегчением:

– Ну и напугали вы меня, Сергей Иваныч! Разве так можно? Уж я-то подумала… А у вас просто Манюськины поселились.

«Опытная, видать, горло-носиха, – с уважением подумал Сергей Иваныч. – Сразу диагноз поставила. Не то, что некоторые…»

– Даже и не знаю, что с вами делать, – продолжила в задумчивости горло-носиха. – У Пал Иваныча мы быстро с ними справились. Намазали ему края уха шоколадом, ну Манюськины и вышли его покушать. А с вами не знаю, что и придумать. Второй-то раз их на эту удочку не поймаешь! Приходите-ка вы ко мне через недельку. Что-нибудь да и придумаем за это время.

«Вот тебе и помогли доктора! – с сарказмом констатировал Сергей Иваныч. – Только и надежда, что на себя. Думай, Сергей Иваныч! Думай!»

А Манюськиным тесно, семейство увеличилось, да и от бабки манюськинской житья нет. Нудит и нудит: «Ох, батюшки, и теснота, прости господи! Ох, и теснота!» «А кто тебя, спрашивается, звал? – злится Манюськина. – Добро бы с дет я ми сидела. А то суп и тот толком не сварит! Приперлась на нашу голову!»

А Сергей Иваныч мылся в душе три часа подряд и ничего. Только насморк заработал, и решил: «Не мытьем, так плаваньем! Запишусь в бассейн и буду там с вышки нырять. Уж этого-то они наверняка не вынесут!» Но до вышки дело не дошло, да и закончиться могло все это плачевно, Сергей Иваныч пловец никудышный, а уж ныряльщик-то и подавно. Просто Манюськины взяли и исчезли. Вы наверно подумали, что они образумились, получили ордер и выехали на новое место жительства? Ничуть не бывало! Они перебрались к Ивану Иванычу. У него уши – не сравнишь с Сергей Иванычевыми!

Это случилось, еще когда Манюськины жили в ухе у Ивана Иваныча. Стал Манюськин от рук отбиваться. Раз пришел вечером навеселе, второй раз да еще вдобавок от него французскими духами попахивало. И в третий раз – опять! Ну Манюськина поплакала, поплакала, собралась, уже было, уходить от Манюськина, да не хотелось так сразу, с бухты-барахты семью разрушать. И решила она сначала пожаловаться на него куда следует и может быть даже найти управу. А она слышала, что обращаться по таким вопросам надо в профком. Где этот самый профком она не знала. «Ну да ничего. Найду!» – решила Манюськина. Пошла, видит вывеска: «Профком». Зашла. А там такой бородатый, усатый мужик сидит и спрашивает:

– Вам, гражданка, что?

– Я жаловаться пришла на Манюськина, – отвечает ему Манюськина. – Совсем избаловался и даже отбился от рук. Гуляет.

– А вы, кто такая? – снова спрашивает мужик.

– Я – Манюськина, – отвечает Манюськина.

– А-а, все понятно, – говорит мужик. – Произошла ошибка. У нас профсоюз художников-графиков. А вы кто, художник или, на худой конец, график? Может, вы и рисовать не умеете?

– Рисовать? – задумалась Манюськина. – Не знаю… Надо попробовать.

Взяла лист и быстро что-то стала на нем чиркать. Подает усатому-бородатому. Тот смотрел, смотрел, потом надел очки и снова смотрел, смотрел и говорит:

– Дюрер.

Потом помолчал и говорит:

– Да, точно Дюрер… Копия.

Еще подумал и говорит:

– Нет, подлинник! А ну-ка, – говорит, – подпишите свой лист!

Манюськина подписала. Усатый-бородатый снова посмотрел и говорит:

– И подпись его! Молодец, Манюськина!

Потом крикнул в коридор:

– Ксенофонта Евграфовича ко мне позовите!