Владимир Файнберг - Навстречу Нике

— У меня студия – сорок метров. Окно во всю стену. Был бойфренд, жили пополам. Красивый мальчик. Большой эгоист. Один раз прервались гастроли, приехала вечером. А там другая женщина… Выгнала обоих. Потом резала себе руки. Было перед Рождеством.

— Простите меня, Дина.

— Если у нас с тобой будет ребёнок, не буду делать аборт, глотать таблетки. У нас всё будет хорошо, да?

Ошарашенный таким поворотом разговора, я спросил, чтобы сменить тему:

— Что вы видите, когда просыпаетесь?

— Что вижу? – она растерянно посмотрела на меня. – Наверное, штору… А за ней, с другой стороны залива статуя Свободы, правда. Тоже, как Джим, живу в Нью–Джерси.

— Дина, кофе остыл. Ешьте пирожные.

Но она схватилась за виски, стала быстро–быстро говорить, словно заклиная:

— У меня машина. «Дацун». Поедем во Фриско, Лос–Анджелес, куда захочешь. На Гавайи, всюду. Во Флориду. Везде.

— Говорят, у вас в Америке земляника не пахнет, дети не плачут, потому что в их питание добавляют снотворное, – жёстко сказал я, зная, что истерику можно прекратить холодностью.

…Подошла официантка, протянула счёт. И пока я расплачивался, получал сдачу, Дина сидела, закрыв лицо руками.

На выходе я помог ей надеть плащ, принял сумку у гардеробщика.

— Всё, что тут, передал Джим, – некстати сказала она.

Гардеробщик снова пристально поглядел на меня. И я подумал, что если зацепит КГБ, арестуют – это убьёт маму. Да и отца тоже.

На улице бросил взгляд внутрь сумки. Прямоугольный свёрток в зелёной обёртке был перевёрнут, лежал вверх надписью.

— Что же такое «Reserve Blend»?

— Табак. В переводе – «долгохранимая смесь». Там ещё пуловер, костюм, джинсы.

— Дина, вам куда?

— К «Националю». Ждёт автобус. Через час с туристами в Шереметьево. А ты?

— Туда, на метро «Площадь Свердлова», – ответил я и подумал, что ни в коем случае нельзя ехать прямо домой. Чтобы не привести за собой слежку.

Дождь кончился. Распогодилось. В воздухе стояло предчувствие московской весны.

— Вот вам и сюжет для пьесы. Истинно советской, – сказал я, когда, обогнув площадь, мы подошли ко входу в метро. – Мне нельзя провожать вас в «Националь», понимаете? Привет Джиму!

— Очень грустно. Не хочется жить, – Дина круто повернулась.

Белый плащ её замелькал, как поплавок, в потоке прохожих.

Признаюсь тебе, последние годы, когда за окном в студёном воздухе начинают мелькать первые снежинки, я всегда думаю: доживу ли до следующей весны.

…Снова кашель, простуды, грипп. Хлюпающие носы прохожих. Белые маски на лицах медперсонала в поликлиниках. Так целую вечность – ноябрь, декабрь, январь, февраль, март.

Что ж, не привыкать.

…Нью–Йорк или тот же Нью–Джерси, где, наверное, до сих пор существует Дина, лежат на широте Ялты, Сухуми, Чёрного моря. Там, если и выпадает снег – самое большее на неделю.

— Папочка Володичка! А мы после дневного сна гуляли и увидели, что сделалась зимушка–зима! Воспитательница Лиля Борисовна лепила с нами снежную бабу! – румяная, весёлая, вкусно пахнущая морозцем, входишь ты вечером вместе с мамой и сразу, не сняв шапочки и комбинезончика, бросаешься ко мне. – Как ты работал? Хорошо? Хочешь, нарисую, какая была баба?

— Погоди. Дай я тебя раздену.

— Сама! Только развяжи шнурки на кроссовках.

И вот мы рядышком сидим у стола. Ты рисуешь три поставленные один на другой шара.

— Ника! Смотри, у меня есть волшебная чёрная бумага – копирка! Делаешь один рисунок, получается два!

— Как это? – сияние глаз обращается на меня в предвкушении чуда. – Ты что, волшебник?

Демонстрирую, каким образом можно сразу получить два одинаковых изображения снежной бабы, а сам думаю: «Зачем печатаю эту книгу в двух экземплярах? Волокита с закладкой копирки, вдвое больше расходуется бумаги. Когда закончу свой труд, моя замечательная, безотказная знакомая Наденька всё равно наберёт текст на компьютере, как это делается теперь.

Привычка! С тех времён, когда могли ворваться с обыском, изъять рукопись и навсегда похоронить её в архивах госбезопасности или уничтожить. Именно этого я боялся, приступив в 1981 году с благословения отца Александра к работе над романом «Здесь и теперь». Он же посоветовал хранить второй экземпляр не дома, а у кого–нибудь из знакомых, желательно не самых близких. На всякий случай.

Но всё это было потом, после того как, словно волшебным ключом передо мной разом открылись две двери – в лабораторию, исследующую непознанные возможности человека. И в ту часть земного шара, которая называется Центральная Азия.