Владимир Файнберг - Навстречу Нике

А она всё не шла…

Высокий парень в меховой кепке возник из туманной мороси, прошёл мимо, остановился, закурил. Поодаль обозначился и второй, с развёрнутой газетой в руках. Замер у мокрой скамейки.

Минут через десять со стороны Большого театра показалась толстая тётка в кожаном пальто, сапогах. Приостановилась возле того, что курил. Он ушёл. А она осталась.

Это была так называемая «наружка» – наружное наблюдение. Меня поразила грубость работы. А может быть, делалось это нарочно. Чтобы испугать.

…Родители ещё спали, а я, попивая на кухне кофе, отыскивал на карте Таджикистана город Регар, где строился алюминиевый комбинат, когда раздался звонок телефона.

— Здравствуйте. Это Владимир Файнберг? – произнёс тихий женский голос. – Я от Джима.

— Какого Джима?

— Простите, это апартамент Владимира Файнберга?

— Апартамент. Я у телефона.

— Привезла привет от Джима. От Жени. Так вы его называли?

— Господи!.. А вас как зовут?

— Дина.

— Откуда вы говорите, Дина?

— Из отеля «Националь».

Как током прошибло! Наконец, догадался о каком Джиме–Жене идёт речь, понял, откуда она приехала. Подумал: «Телефоны в «Национале» наверняка прослушиваются… Могла бы позвонить с улицы, из автомата».

Дина продолжала говорить о том, что имеет всего несколько часов свободного времени, приехать ко мне в гости она не успеет, а вот встретиться прямо сейчас, к девяти, у фонтана Большого театра было бы удобно.

Действительно удачно складывалось – не принимать её у себя, где и угостить–то особенно было нечем.

Не допив кофе, я сунул в карман толику денег, ещё летом спрятанную от самого себя в томике Платона, и поехал на метро в центр города на встречу с гражданкой Соединённых Штатов Америки.

…Женька, с которым я учился на Высших режиссёрских курсах, уже четыре года как эмигрировал. Никому ни письма, ни весточки. Как в воду канул. Знались домами, дружили. Приезжал ко мне на съёмки в Минск. Оттуда съездил со мной в Вильнюс на поиски натуры. Большой знаток, казалось бы, несоединимых вещей – оперы и джаза. Любитель выпить.

Дина где–то задерживалась. Недвижные фигуры всё так же маячили по обе стороны фонтана. Чтобы не нервничать, не придумывать чепухи, я решил заранее представить себе, как она выглядит, эта американка. Такое волшебно удаётся, если сформулировать вопрос – кому?! – и, отрешившись от всего сущего, прикрыть глаза… Но я не успел.

— Владимир Файнберг? – навстречу быстро шла, летела, высокая, точёная женщина в белом, не по сезону, плаще, тащила большую, доверху набитую пластиковую сумку с надписью «Онтарио».

— Привет! – сказал я нарочито громко, чтобы показать тем двоим, что нисколько не боюсь.

— Правда, неделю назад я уже была здесь в Москве, не смогла застать вас. Уехала с туристами на Байкал, и вот сегодня назад, в Нью–Йорк, – она подала ледяную руку с ярко окрашенными ногтями.

— Дина, сколько у вас свободного времени?

— Один или два часа, да? Так правильно?

— Да, – откликнулся я, глядя на её напряженно улыбающееся лицо, на искрящиеся московской моросью соломенного цвета волосы, перекинутые через плечо на грудь.

— Знаете что, давайте уйдём отсюда. Тут совсем близко кафе «Метрополь», согреетесь. Я тоже замёрз. Вы хорошо говорите по–русски.

— Моя бабушка – полячка из Киева.

Не оглядываясь, я вывел её из сквера к памятнику Островскому. Подземным переходом пересекли проспект Маркса, Дина рассказывала о бабушке, в двадцатые годы оказавшейся в Чикаго и вышедшей там замуж за американца голландского происхождения, а я слушал её и думал о том, что ничего удачнее невозможно изобрести: кафе «Метрополь» – место посещаемое преимущественно иностранцами, безусловно контролируемое, следовательно, тайной встречи с американкой приписать не смогут… Правда, сумка, по–видимому, с подарками от Женьки, могла стать предметом особого внимания.

Толкнув вертящуюся дверь гостиницы и пройдя налево в кафе, я вместе с плащом принял у Дины сумку, отдал сверкающему золотом позументов гардеробщику, успел заметить, что из неё поверх других подарков торчит углом прямоугольный свёрток, обтянутый зелёной фирменной бумагой с надписью «Reserve Blend». Надпись была вверх ногами. Это я точно запомнил.

Гардеробщик взял вещи, слегка поклонился Дине, задержал потяжелевший взгляд на мне. В этот момент показалось, что сейчас меня выставят в шею. Но затем оба наших плаща были повешены на крючки, сумка сунута под стойку, и поверх неё лег пластмассовый номерок.