Владимир Файнберг - Навстречу Нике

Но сегодня утро изгажено. Предупреждённый со вчерашнего вечера телефонным звонком моего самоотверженного доктора Л. Р., чтобы не завтракал, жду, пока она забежит взять венозную кровь. Давно, мол, не делали анализ. Если выше нормы поднялся белок или упал уровень гемоглобина, придётся, мол, снова проводить курс.

— Папочка Володичка, ты что такой чёрный? У тебя что–то болит?

— Нет. Хочешь мандарин?

— Лошадки едят мандарин? Знаешь, кто я сегодня? Я сегодня жеребёночек! А ты – мой хозяин. Скажи «тпру!»

— Тпру! Вот твоя одёжка. Давай одеваться. Слышишь, мама домывает посуду, сейчас жеребёночек побежит в детский сад, а мама на работу.

Стоя на моей тахте, ты ловко сдираешь с себя пижамку.

Пока путешествовал в кухню за мандарином, чистил его, ты, оказывается, и не думала одеваться. Прыгаешь голышом по тахте. Локоны падают на лицо, сквозь них сверкают глаза.

— Перестань, бесстыдница! – врывается в комнату Марина. – Сейчас же одевайся! Опаздываем!

Дребезг дверного звонка. Открываю. Стремительно врывается Л. Р. Торопливо снимает пальто, достаёт из сумки штативчик с пробиркой, резиновый жгут и прочие причиндалы. Ставит всё это рядом с пишущей машинкой, бежит в ванную мыть руки. Тоже опаздывает.

Снимаю с себя куртку от тренировочного костюма. Сажусь. Покорно выкладываю на белую пластиковую скатерть голую руку.

— Марина, или уходите скорей, или убери Нику из комнаты!

Но ты, уже одетая, причёсанная, замерла у тахты. Во все глаза смотришь, как доктор прокалывает иглой шприца мою вену.

— Кровь почему–то еле идёт, – говорит Л. Р. – Придётся прокалывать ещё раз.

Наконец, шприц доверху наполняется тёмной венозной кровью. И в тот миг, когда Л. Р. выдёргивает иглу, из вены бьёт толстая струя. Заливает локоть, белую скатерть.

— Папа! – твои глаза мгновенно наполняются слезами. – Папочка!

Доктор прижимает к распоротой вене клок смоченной спиртом ваты.

Когда все уходят, убираю последствия кровопролития, отмываю локоть, пытаюсь оттереть следы кровавой лужицы на скатерти. Только в четыре часа дня будут готовы результаты анализа. Остаётся ждать, как под дулом пистолета, пока Л. Р. позвонит из лаборатории Гематологического центра.

С заваренным в чашке крепким чаем сижу у своего рабочего места, смотрю на окно, за которым валит снег, на стоящие на подоконнике холоднолюбивые растения, на оранжерею, где нежатся в тепле орхидеи, бромелии, антуриум из Бразилии. Там сейчас весна…

…Иконы в красном углу над секретером, выцветающие фотографии с изображениями отца Александра.

…«Литературная газета» безотказно посылала меня в командировки, лишь бы «заявил тему». Тем для статей и очерков было сколько угодно – я становился своим человеком и в кишлаках, и на стройках высокогорных гидроэлектростанций, и на погранзаставах. С опаской относились к моему прибытию секретари ЦК в Душанбе и Ашхабаде. А с председателем Совета министров Туркмении я даже подружился.

Хорошо было, собрав материал для очерка, уехать на неделю–другую на «газике» в дальнюю глушь джунглей «Тигровой балки» или в гранатовый рай субтропиков Туркмении – у реки Сумбор.

Теперь пограничники тоже знали меня, не требовали пропуска для пребывания в погранзоне и даже один раз в сопровождении двух автоматчиков отправили половить рыбу на территории Ирана. Так я впервые пересёк границу Советского Союза. Впрочем, об этом написано в «Здесь и теперь».

Обычно жил в сторожке у кого–нибудь из знакомых егерей, писал стихи, обдумывал план первого большого романа. Делал заданные в лаборатории упражнения. Перед сном выходил наружу, подолгу глядел на звёзды. Вздрагивал, когда совсем близко раздавался вой и плач гиены.

Здесь, как ни странно, оставляло чувство одиночества, всё острее проявлявшееся в Москве. Здесь впервые осознал свою способность к целительству.

Первым моим пациентом стал восьмилетний сынишка егеря Исмаила, подвернувший ногу. На мотоцикле с коляской мы выехали из дебрей заповедника в кишлак. В пустыне путь нам пересёк громадный, похожий на крокодила, варан. Злобно щерил зубастую пасть, шипел, бил хвостом по песку.

Мальчик сидел на лежанке в окружении многочисленных братиков и сестрёнок. Левая лодыжка его вспухла.

Боязно было мне впервые применять знания, полученные в лаборатории. Боялся навредить. Хотя задолго до этого много раз помогал маме…

Протянул свои руки. Включился. Стал водить кистями с растопыренными пальцами над лодыжкой. С мольбой в душе, чтобы опухоль прошла, чтобы мальчик выздоровел.