Георгий Шошмин - Возвращение в жизнь

Леля в этот вечер не дежурила. За ней отправился кто-то из санитарок.

Лежа на кушетке в приемном покое, тетя Феня плакала:

— Двадцать восемь лет работаю в больнице. И никогда не случалось такого позора. Первый побег у меня...

О происшествии дежурный врач доложил Телицыну.

— Утром надо начать поиски, — сонным голосом пробасил Телицын, видимо отдыхавший перед ужином. — Я потом разберусь...

В приемный покой прибежала Леля. Она взяла адрес и, не дожидаясь наступления утра, поехала к Панченко, нашла его дома. Вызвав санитарный транспорт, привезла Панченко в больницу. Он объяснил: сбежал для того, чтобы внезапно нагрянуть домой, проверить жену.

Утром Телицын начал разбираться в происшествии. Как только он сказал, что тетю Феню надо немедленно, уволить, Мещеряков возмутился:

— Надо не тетю Феню увольнять, а с вас и с Юдина взыскать. Пора прекращать ваши безобразия!

Из последних сил сохраняя невозмутимость и гремя в кармане коробкой с леденцами, Телицын непререкаемо заявил:

— За мои дела с меня партия спросит...

— А я — член этой партии, и спрашиваю с вас!

Телицын тотчас же мягко оборвал:

— Вы лучше, Алексей Тихонович, доложите, почему ваш больной до самого ужина разгуливает по территории, а не находится в отделении?

Телицын прищурил один глаз, и неожиданно улыбнулся. Говорил он всегда вежливо, но улыбался редко, и тяжеловесная улыбка его обычно означала высшую степень гнева.

Алексей Тихонович, почувствовавший себя вдруг спокойнее, как всегда бывало с ним в трудные минуты, ответил:

— Новикову разрешен свободный выход. Он помогает в приемном покое только потому, что там не хватает персонала.

— Если лечите его — так лечите. — Телицын еще продолжал улыбаться. — Запрещаю ему выход из отделения.

— Его благодарить, а не наказывать надо.

Главный врач подумал и, убирая улыбку, категорически сказал:

Тете Фене Телицын объявил выговор, а в Горздраве доложил, что благодаря срочно принятым мерам убежавший больной был быстро найден и доставлен в больницу, а виновники побега наказаны.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Каждый человек заново открывает для себя мир. Каждый человек — счастливый первооткрыватель. И чем больше он делает открытий, тем он богаче душой и счастливей.

В этом году Леля открыла, что первый весенний запах в городе — запах нафталина. Она отправляла на почте срочные письма родственникам больных. Рядом с ней в очередь встала пожилая женщина в легком весеннем пальто. От него пахло нафталином. И хотя небо в этот день было еще по-зимнему хмурым, Леля вдруг почувствовала, что уже идет весна: спеша достать из шкафов легкие пальто, люди нетерпеливо торопят, торопят весну.

Потом Леля открыла, что, оказывается, первый цвет северной городской весны — черный, а вовсе не золотистый и не голубой, как десятки раз читала она в стихах. В городе, где по утрам почти не бывает свежей солнечной синевы обновленного неба, наступление весны замечается по тому, как город начинает чернеть. Черные влажные крыши, с которых, огородив тротуары досками и веревками и гоняя прохожих, крикливые дворники сбрасывают снег... Очищенный от снега черный и мокрый асфальт.

По утрам и вечерами в городе еще подмораживало. Лужицы в парке затягивались матовой, льдистой пленкой.

Поздно вечером возвращаясь с занятий, Леля, жившая на территории больницы, останавливалась около какой-нибудь лужицы и каблучком разбивала ледок, радостно прислушивалась к сухому, хрупкому звуку, сразу напоминавшему о детстве.

Когда Леле приходилось проходить через парк днем, она всегда искала Виктора Дмитриевича среди гуляющих больных, но не находила. До сих пор его не выпускали.

Распоряжение главного врача Алексей Тихонович постарался обернуть на пользу. Он наблюдал, как меняется состояние больного после внезапного отрыва от работы.

Виктор Дмитриевич сразу же начал чем-то тяготиться. Ему самому думалось, что это — от задержки обещанного специального лечения. Но на деле, оставшись теперь без всякой работы, он неосознанно тосковал по главному, чем живет человек, — по труду. В этом Мещеряков видел залог будущего успеха. Новиков мог бы радоваться, что есть возможность бездельничать и быть сытым. Но у него не утерян интерес к труду — первый признак отсутствия деградации. Это Мещеряков считал более важным, чем даже стремление к специальному лечению. Стремление к лечению должно повышаться и крепнуть именно на этом, глубоко сознательном желании жить и работать.