Георгий Шошмин - Возвращение в жизнь

— Надбавки я добивался для всего персонала, а не для себя лично, товарищ Мещеряков. Надо думать и беспокоиться о людях, которые работают в трудных условиях. — Большая, тяжелая голова Телицына еще сильнее склонилась к плечу. — А в свое отделение принимать алкоголиков я не буду. Незачем для них санаторий устраивать. Штаны пропьют, а потом в больницу приходят — по пять килограммов в месяц набирают и волейболом с утра до вечера занимаются... Судить надо их, а не баловать...

Мещеряков посмотрел на товарищей, и по улыбкам на лицах увидел, что зал не принял оправдания Телицына.

— Стыдно, что это говорит врач, который сам читает народу лекции о том, какое участие в борьбе с алкоголизмом принимает медицина, — негодующе сказал Алексей Тихонович. — Я тоже против санатория для алкоголиков. Но от кого, как не от самого заведующего отделением, доктора Телицына, зависело — создать в отделении такой режим, чтобы оно не было похоже на санаторий?..

Телицын держался монументально-невозмутимо, стараясь доказать, что прав тот, кто спокоен. Но скрип ботинок и скатерть выдали его, — по вздрагивающей скатерти было видно, что ноги его под столом выплясывают.

— Что вы хотите предложить? — спросил он у Мещерякова. В голосе не дрогнула ни одна нотка, и только ноги продолжали нервный пляс.

— Надо убрать алкоголиков со всех отделений в одно, специальное. Когда они будут вместе, с ними легче проводить коллективную психотерапию. Там можно развернуть большую клиническую и исследовательскую работу, широко применять трудовую терапию. И для этого потребуется строгий режим.

Малоподвижное лицо Телицына оживлялось лишь в минуты сильного раздражения. В такие моменты у него возбужденно двигались сразу и губы, и брови, и уши, широко раздувались ноздри. По тому, как пришло сейчас в движение все лицо главного врача, Алексей Тихонович понял, что Телицын раздражен до крайности. И это тотчас же подтвердилось:

— У вас все?

Телицын не ожидал такого разворота, видимо, давно назревавших событий, которые он как-то просмотрел, надеясь, что о закрытии десятого отделения для алкоголиков все уже поговорили и, смирившись, забыли.

— Нет, не все, — Алексей Тихонович попросил продлить ему время для выступления. — Теперь я хочу сказать о стиле работы врача Славинского... Вы, Петр Афанасьевич, не выписываете, а выталкиваете алкоголиков. Десять уколов апоморфина получил? Хорошо! На выписку! Следующий!.. Алкоголиков надо возвращать в жизнь, а не просто выписывать из больницы. А их возвращение в жизнь, для большинства, начинается с трудового и бытового устройства. Ни работы, ни налаженного быта у них, как правило, нет. Если об этом беспокоиться, тогда не будет и такого большого числа повторных поступлений... Для главного врача каждое повторное поступление — палочка, проставленная медстатистикой. А я вижу не палочку в сводке, а трагически искалеченную, изуродованную водкой человеческую жизнь. Вот поэтому предпочитаю вылечить за год двадцать алкоголиков, которые возвратятся в жизнь, чем, как Славинский, пропустить их за год сто, из которых девяносто пять — возвратятся к нам в больницу. Это — к вопросу о сроках лечения...

Переведя дыхание, Мещеряков спрятал блокнот в карман.

— Не больница должна заниматься психически здоровыми алкоголиками? Подтверждаю: согласен! Но сейчас этим занимаемся пока что мы. На нас и лежит ответственность за возвращение алкоголиков в жизнь...

Алексей Тихонович прошел на свое место, сел, но потом опять встал и спокойно сказал, обращаясь к Телицыну:

— Вот почему я не могу выполнить ваше распоряжение. Я должен не выписать Новикова, а возвратить его в жизнь!..

После конференции к Мещерякову подошла Беликова — маленькая, тоненькая, хрупкая, похожая на школьницу-выпускницу в парадном белом фартуке, — молодой врач, недавно назначенная в отделение.

— Алексей Тихонович, я хочу попробовать с вашей помощью... Вы дадите мне на лечение хоть одного алкоголика? — спросила она, и, должно быть, сама удивилась своей смелости. И от этого как-то смущенно поглядела на Мещерякова, словно ожидая сейчас выговора: еще бы, только появилась в отделении, и уже дайте ей то, что она хочет.

Алексей Тихонович засмеялся:

— Хоть двух дам! Только больше не красьте губы, когда приходите в отделение, к больным...

В конце дня Мещерякову позвонила Надежда Антоновна, секретарь главного врача.

— Новикова выписали?

— Нет.

Прислушиваясь к ветру, скребущему по замерзшим окнам, Мещеряков долго ожидал, пока Надежда Антоновна заговорит снова: