Георгий Шошмин - Возвращение в жизнь

В широком, торчавшем колоколом халате, туго перетянутом пояском, Анна Андреевна казалась ростом еще меньше, чем обычно. Полная, с блестящей кожей на лице и на руках, она всегда напоминала Славинскому куклу-грелку, нечаянно соскочившую с чайника. Петр Афанасьевич добродушно улыбался, глядя на нее, и завидовал ее здоровью. Анна Андреевна вытерла платочком щеки, — она часто так делала, будто показывая, что ее сочные, румяные щеки не накрашены.

— Поступил делирик... Новиков... состояние тяжелое...

— Спасибо, — Славинский опустил галоши на портфель. Не снимая шапки, отошел от стола и несколько минут молча смотрел на заснеженный больничный парк.

За дальними деревьями негреющее яркое солнце нехотя опускалось в глубокие серо-голубые снега. На подоконнике и на руках Славинского лежали косые красноватые полосы. По аллеям шли служащие, уже закончившие работу. Сегодня все шли быстрее обычного, спешили подготовиться к встрече Нового года.

Славинский снял шапку, вздохнул и, улыбаясь, отдал свои билеты старшей сестре. Забыв сбросить шарф, Петр Афанасьевич надел собственный шелковый халат. Тонкими пальцами застегивая на ходу манжеты, он пошел в первую наблюдательную палату к новому больному.

В палату Славинский входил всегда спокойно, с приветливой улыбкой. Эта подкупающая, независимая от его настроения улыбка и постоянно смеющиеся под толстыми стеклами очков серые глаза как-то сразу располагали к себе даже самых возбужденных больных.

— Ну-с, так как наши дела? — улыбаясь, спросил Славинский у нового больного. Он присел на кровать, нащупывая и подсчитывая его пульс: пульс был неровный, слабого наполнения, — измотанное водкой сердце начинало сдавать.

Состояние больного было опасным. Петр Афанасьевич счел невозможным положиться на дежурного — молодого, еще неопытного врача.

Новиков снова галлюцинировал, упрашивая охрипшим от напряжения голосом:

— Зачем вы держите меня?.. Крысы, крысы идут сюда... Спасите, ну спасите же!..

— Вы знаете, что я — доктор? — спросил Славинский.

— Я подлец! — Дыша раскрытым ртом, Виктор Дмитриевич облизнул пересохшие губы. — Я пропил Асины платья. Но зачем же рубить меня на куски и выбрасывать в сток? Лучше я сам умру. Пустите меня, и я сам умру!..

— Камфару с кофеином, — распорядился Славинский.

Дежурная сестра бросилась в процедурную — готовить шприц и подогревать ампулы с камфарой, а Петр Афанасьевич, доставая из кармана блокнот и карандаш, подумал о Новикове: «Какой прекрасный пример делирия».

Галлюцинации у Виктора Дмитриевича не прекращались. Славинский все время заботился о поддержании его сердечной деятельности и, стараясь не пропустить ни слова, записывал болезненный бред.

В двенадцатом часу, уезжая, Петр Афанасьевич сделал ночные назначения и подчеркнул в дневнике наблюдений дежурной сестры повторное напоминание относительно Новикова: «Строгий надзор!!!»

Ночью он звонил из дому. Дежурная сестра докладывала, что больной не спит.

После полуночи состояние Виктора Дмитриевича обострилось. Ему опять послышался толкающий к смерти голос.

Соскочив с кровати и прижимая к груди решительно наклоненную голову, он разбежался по проходу, целясь головой в стенку. Санитарка вовремя успела встать на пути. Тяжелый, тупой удар пришелся ей в плечо.

Уговорами и силой сестра и санитарки уложили Виктора Дмитриевича в постель.

Заснул он только под утро, совершенно измученный галлюцинациями.

На третий день сердечная деятельность у Виктора Дмитриевича заметно улучшилась. Но галлюцинации продолжали еще держаться. Славинский, напряженно следивший за течением болезни, решил, что пора вызвать у больного долгий «критический» сон, и распорядился процедурной сестре:

— Новикову, внутривенно, раствор гексенала...

Виктор Дмитриевич вообразил, будто этим уколом его хотят умертвить. Извиваясь, он сбрасывал ногами одеяло и простыни, пробовал соскочить с кровати, отталкивал санитарок. Завладев его рукой, они все-таки наложили и стянули резиновый жгут. Процедурная сестра концом иглы искусно нащупала плохо проступавшую вену на внутреннем локтевом сгибе. В шприце показалась кровь, — игла точно вошла в вену...

После беспробудного шестнадцатичасового сна к Виктору Дмитриевичу вернулось ясное сознание.

Славянский привел Новикова в ординаторскую, посадил рядом с собой за стол, в привычном строгом порядке разложил папки, бумагу, остро зачиненные карандаши.