После тихого часа они гуляли по аллеям между павильонами лечебных отделений.
Огромный больничный двор был оживлен. По узкоколейной дороге катили к кухне синие вагончики с посудой.
— Так не веришь? — все еще не успокаивался Аркадий, притопывая валенком по снегу.
Виктор Дмитриевич не верил Чернову и не хотел верить.
«Имею ли право судить его? — одернул он себя. — А кто я сам? Чем лучше его?.. Тем, что хочу бросить пить, но не могу, а он и не собирается?»
Действительно, Чернов и не помышлял бросать пить. Об этом он сказал прямо. Они вернулись с прогулки и сидели в столовой.
— Все таланты пьют! — отметая всякие возражения, горделиво произнес Аркадий, закидывая ногу на ногу и обхватывая руками колено. В руках он держал взятую в библиотеке книгу «Пьесы русских классиков», которую все время таскал с собой, но ни разу не раскрыл, — Все равно жизнь не получилась. Ну и хрен с ней, с жизнью! Наше дело теперь — пить!
Единственное, на что он соглашался: пить в пределах нормы. Но уже по своему опыту Виктор Дмитриевич хорошо знал — ничего из этого не получится. Такая же неправда, как и то, что Аркадий сыграет Гамлета.
Первое время жена Аркадия не приходила в больницу. С выписывающимися больными он посылал ей умоляющие записки. Она не выдержала и сдалась.
В очередное воскресенье Чернов познакомил с ней Виктора Дмитриевича.
Несмотря на мороз, Ксения Федоровна была в легоньком пальто. Сжимая кулачки и быстро потирая их, она долго грела руки, замерзшие в тонких трикотажных перчатках с густой штопкой на кончиках пальцев.
Виктор Дмитриевич заметил, что она застенчиво прячет под стул свои красивые ноги в начищенных — без бот — туфельках. Она принесла мужу печенье, хорошие конфеты, яблоки.
— А почему ты не захватила консервированного компота? — с неудовольствием спросил Аркадий, приоткрывая кулек. — Ты же знаешь, я очень люблю...
— В овощном магазине был перерыв, — оправдывалась Ксения Федоровна, и Виктору Дмитриевичу стало не по себе от ее оправдания. — Я оставлю деньги, попросишь сестру купить.
Из кошелька, в котором не осталось ничего, кроме сложенного вчетверо розового платочка, Ксения Федоровна вынула аккуратно сложенную двадцатипятирублевую бумажку. Бережно, с коротким и жестким хрустом, как будто бумажка была из фольги, развернула и отдала сестре. Аркадий велел купить компот и на оставшиеся деньги — папирос.
— Возьмите «Казбек». Этот «Север» курить невозможно. Сушеные водоросли из старого аквариума, а не табак...
Посидев с полчаса, Ксения Федоровна заторопилась:
— Я пойду... уже пятый час, не меньше.
Виктора Дмитриевича охватило желание ударить Чернова по рукам, неторопливо обдиравшим обертку шоколадной конфеты.
— Прогуляться хочешь? — разжевывая конфету, равнодушно спросил Аркадий. — У нас в отделении вечером кино. Два раза в неделю бывает. — Он кончил жевать и, вытирая пальцы, взглянул на белое, в оранжевых подсветах окно. — День сегодня, кажется, хороший. Мороз, правда... Ты не задерживайся, дети одни.
По вопросительно поднятым бровям и приоткрывшимся губам Виктор Дмитриевич уловил в лице Ксении Федоровны какое-то напряженное ожидание. «Наверно, хочет поговорить о детях», — попробовал угадать он, и не ошибся.
Все время Ксения Федоровна ожидала, что муж спросит о детях. За ласковое слово о них она готова была простить ему и невнимание, и пропитые вещи, и многое, многое. Она бы никогда не простила ему этих обид и давно бы уже ушла, если бы не дети. Одно слово заботы о детях — ну хоть: как они? что с ними? — и это дало бы ей новые силы опять работать в три горба, заронило бы надежду, что у мужа все- таки осталась капелька совести и, может быть, все еще и будет хорошо.
Но муж промолчал. Тогда, опуская брови, сказала она — тихо, безрадостно:
— Не беспокойся, я быстро. — Ксения Федоровна поцеловала мужа и, касаясь губами его холодной щеки, прошептала: — Сделаю все, что хочешь, только не пей.
— Мы уже говорили об этом, — сморщился Аркадий. — Ты придешь в среду?.. Захвати обязательно фруктового сока. У меня такая жажда, а воду пить противно — хлоркой пахнет. Не забудь, котик...
После прихода жены Чернов совсем повеселел. Крупно откусывая и хрустя яблоком, принялся вспоминать о своих пьяных похождениях:
— Прошлым летом было. Просыпаюсь тяжелый. Деньги есть, спрятаны в книге «Мастерство актера». А как выйти? Живу на третьем этаже. Жена заперла меня и чуть свет исчезла куда-то со всем выводком. Думал, думал, придумал — спуститься по водосточной трубе. Оделся, полез. Но накладка вышла. Спустился вниз, а на тротуаре — милиционер. За вора принял! Неделю целую таскали в милицию. Хорошо, жена заступилась...
Читать дальше