Георгий Шошмин - Возвращение в жизнь

— Если верить приметам, весь пятьдесят третий год мы должны дежурить вместе, Я была бы очень довольна.

Мещеряков закрыл «Журнал невропатологии и психиатрии имени Корсакова» и блокнот с выписками.

— Я не против этой приметы. С вами хорошо дежурить.

От похвалы у Лели порозовели кончики маленьких ушей, прижатых косами, оплетенными двойным венком вокруг головы. Леля, смутившись, поправила белый накрахмаленный колпачок.

— Воле человеческой все доступно. Попрошу включать меня в график дежурства вместе с вами. Так мы и заставим примету исполниться. Договорились? — Мещеряков вздохнул. — Это все хорошо. А вот моей Наташке придется встречать Новый год без деда-мороза. Это плохо. Дед-мороз дежурит и явится только завтра... Надену дома халат, подпояшусь красным кушаком, привяжу бороду... Тук-тук-тук... пришел дед-мороз, подарки принес...

Леля живо нарисовала себе Алексея Тихоновича, наряженного дедом-морозом. Ой, каким смешным должен быть коренастый, невысокий Мещеряков, если подвязать ему белую пушистую бороду. Склонившись грудью на стол, Леля безудержно расхохоталась, Алексей Тихонович погрозил ей пальцем.

— Смотрите, а то дед-мороз рассердится, оставит вас без подарка. Что вы ждете в подарок? Жениха? Сегодня их привезут к нам достаточно. Выбор большой будет. К винным отделам в магазинах уже несколько дней не пробиться... Мне почему-то всегда кажется, что Новый год пахнет елками и солеными огурцами...

Договорить он не успел. Санитарная машина привезла алкоголика, старика Кошелева.

Медбрат рассказал, что, приехав за Кошелевым, они увидели его голым. Яростно ругаясь, старик катался по газетам, расстеленным в углу пустой комнаты. Оказывается, дружки Кошелева ушли продать его последнее непропитое тряпье, обещая принести взамен какую-нибудь одежду и водки. Старик заснул. Проснувшись, понял, что его обманули, рассвирепел, начал кричать. Всполошившиеся жильцы заставили дворника вызвать «Скорую помощь». Соседка, встретившая врача и медбрата на кухне, дала свою старую юбку: «Ох-ох, и куда ж вы, милые мои, голого-то повезете по морозу? — заохала она. Срамота одна и только. Околеет еще, гляди, по дороге, неразумный. Хоть и пьянчужка, а человек все ж. Трезвый — он хороший. Сарай мне бесплатно сделал, дрова все переколол... Сын у него — ученый, в другом городе живет...» Кошелев надел юбку, подвязал найденные под батареей галоши...

Медбрат рассказал, что, приехав за Кошелевым, они увидели его голым. Яростно ругаясь, старик катался по газетам, расстеленным в углу пустой комнаты. Оказывается, дружки Кошелева ушли продать его последнее непропитое тряпье, обещая принести взамен какую-нибудь одежду и водки. Старик заснул. Проснувшись, понял, что его обманули, рассвирепел, начал кричать. Всполошившиеся жильцы заставили дворника вызвать «Скорую помощь». Соседка, встретившая врача и медбрата на кухне, дала свою старую юбку: «Ох-ох, и куда ж вы, милые мои, голого-то повезете по морозу? — заохала она. Срамота одна и только. Околеет еще, гляди, по дороге, неразумный. Хоть и пьянчужка, а человек все ж. Трезвый — он хороший. Сарай мне бесплатно сделал, дрова все переколол... Сын у него — ученый, в другом городе живет...» Кошелев надел юбку, подвязал найденные под батареей галоши...

— Давайте больного! — приказал Мещеряков.

Медбрат ввел в приемную комнату почти протрезвевшего Кошелева, снял с него свое пальто. Старик остался в длинной, чуть не до самых пят, выгоревшей, но все еще пестрой ситцевой юбке, отделанной понизу широкой зеленой лентой.

— Я же не сумасшедший. Ну зачем вы, голубы, привезли меня сюда? — недоуменно спросил Кошелев и весь затрясся, будто только сейчас, оказавшись в тепле, почувствовал холод. Стоя посреди комнаты, он не знал, куда девать ноги, обутые в рваные галоши: одна галоша была привязана к ноге медной проволокой, другая — шпагатом. — Ну отпустите меня, пожалейте старика... Сроду не думал в сумасшедший дом угодить. — Кошелев пугливо озирался и по-женски закрывал голую грудь тощими волосатыми руками.

— А как же ты голым пойдешь? — засмеялся медбрат.

Кошелев просяще посмотрел на Лелю, принимая ее за самую старшую здесь, — должно быть, потому, что она сидела за столом.

— Как-нибудь пойду, доченька... как-нибудь... Я уж старик, скоро и помирать время. Чего вы будете голову морочить со мной? Кому я нужен такой?

На желтом облысевшем черепе и покатом лбу Кошелева выступила от слабости испарина. Странно было видеть полуголого, трясущегося человека — вспотевшим. Старик качнулся, едва не упал. Санитарки поддержали его, усадили на кушетку.