Георгий Шошмин - Возвращение в жизнь

— Ты что делаешь? — враждебно закричал Барон. — Не смей!

— Фальшиво звучит, — вполголоса, но строптиво ответил Виктор Дмитриевич. — Надо подтянуть.

— Ты потерял слух! — Барон засмеялся, глядя в его испуганно растерянное лицо. — Пальцы не попадают на позиции. Вот тебе и фальшь.

Виктор Дмитриевич опять принялся играть. В зале теперь притихли, и все действительно смотрели уже только на него. Но скрипка по-прежнему фальшивила. Он с отчаянием начал еще раз подтягивать колок. Дрожащие мокрые пальцы напряглись... Еще чуть. Еще... Лопнувшая струна хлестнула его по щеке.

Подбежал Барон, выхватил скрипку, ударил его в лицо. Виктор Дмитриевич шарахнулся в сторону. Повскакивали приятели и дружки Барона. В зале поднялся пьяный гвалт.

Виктора Дмитриевича сшибли с ног, пнули каблуком сапога. Едва он привстал, крича: «За что бьете? Я куплю новую струну!» — как его опять ударили. Он попробовал защищаться беспомощно вытянутыми руками. Но кто-то наскочил сзади, изо всей силы толкнул в спину. Потеряв равновесие, он качнулся вперед, головой распахнув перед собою дверь, и, под довольный хохот пьяниц, вылетел на улицу...

Избитый, окончательно сломленный и опустошенный, Виктор Дмитриевич весь остаток вечера провел в буфете на Невском.

Стало ясным самое страшное. Он больше не музыкант, ждать решительно нечего. Испробовано последнее.

Прислонясь спиной к стене, он потихоньку начинал дремать.

Вздрогнув от резкого стука двери, вдруг увидел, как в буфет вошел Вадим Аносов, обводя ищущим взглядом все столики. Оставив недопитой водку, Виктор Дмитриевич незаметно выскочил из буфета, перебежал на другую сторону. Остановился около канцелярского магазина, дождался, пока Вадим вышел из буфета.

«Может быть, заходил за папиросами, — подумал Виктор Дмитриевич, проклиная себя, что не хватило смелости подойти к Вадиму и открыто поговорить с ним, попросить помощи. — Упустил такую возможность... Ну и сам виноват, дурак!»

Вторую ночь идти на вокзал Виктор Дмитриевич побоялся. Тогда он вспомнил еще об одной возможности провести ночь в тепле и отправился на центральную переговорную станцию междугородного телефона.

Он не мог освободиться от болезненного, постоянно преследующего страха. Ему казалось, что вид его вызывает подозрение у окружающих. Страх, заставлявший ходить с оглядкой, одолел его снова, когда он вошел на переговорную станцию.

В гулком высоком зале — сквозь окошечки в перегородке над барьером — по-домашнему уютно светились лампы у пультов дежурных. Виктор Дмитриевич подумал, что женщины, сидящие за пультами, не знают, как покрепчал мороз, и не ценят того, что всю ночь проведут в тепле, а утром, сменившись, вернутся в свои натопленные комнаты и будут спокойно спать, спать сколько захочется.

В динамиках, подвешенных между диванами, раздавались громкие щелчки, объявлялись вызовы. В кабинах включался свет, оттуда доносились приглушенные голоса. Говорили с Харьковом, Софией, Владивостоком, Москвой. Дела, заботы, семейные новости, поздравления с наступающим новогодним праздником.

Читая, подремывая, прислушиваясь к голосам в кабинах, на диванах сидели люди.

Виктор Дмитриевич испугался, что выглядит здесь подозрительно, — рваные обноски, запах перегара. Особенно беспокоило разбитое лицо. Он с опаской посмотрелся в настольное стекло. Правый глаз затек. Губы распухли. Лучше бы уйти отсюда. Но куда?

Он вышел в вестибюль и задержался около решетки отопления, с наслаждением подставляя руки, грудь, спину под шумно нагнетаемые, упругие потоки горячего воздуха. Но не будешь же стоять здесь век.

С усилием, напрягая ослабшие мускулы, он открыл тяжелую металлическую дверь и опасливо шагнул на улицу.

Ноги сразу же будто приросли к ледяному тротуару. Задирая полы пальто, по ногам больно стегнула начинающаяся поземка. От холода занялось дыхание, колючая дрожь сотрясала измученное и истощенное тело...

Дойдя до арки Главного штаба, за которой морозная ветреная мгла желтовато-серой дымкой закрывала фонари на Дворцовой площади, Виктор Дмитриевич заставил себя вернуться на переговорную станцию. Стараясь не оглядываться, чтобы не привлекать к себе внимания, он быстро пробрался через зал и сел на диванчик в курительной комнате. Счастье, что в кармане оказались папиросы и спички, — легче будет коротать бессонную ночь.

В курительной комнате никого, кроме Виктора Дмитриевича не было. Блаженно ощущая спасительную теплоту, он закурил и стал мечтать, как хорошо было бы лечь сейчас в теплую и чистую постель, вытянуть ноги, расправить немеющие руки и спокойно, ничего не опасаясь, как следует выспаться.